Демоны рая - Михаил Кликин

Хорошо, если не будет осечки. Хорошо, если будет не очень больно… С вышки стреляли — и, как заметил Георг, довольно точно. Стреляли и со стены — но не столь результативно, хотя народу там, судя по всему, собралось изрядно. Разве только пулемет был удивительно меток, наверняка им управлял этот чокнутый сибер-друг Херберт. Он уже подстрелил как минимум трех космачей. Но что проку, если этих тварей тут не меньше двух десятков, а из леса спешит еще больше…

Космачи поднялись. Действовали они на удивление слаженно, синхронно: так по осени летают сбившиеся в стаи птицы — будто по неслышной команде вдруг разворачиваются в одном направлении, закладывают виражи и притом еще как-то ухитряются не сшибать друг друга.

— Тычьте им факелами в морду, — спокойно сказал Георг собравшимся рядом товарищам. — Стреляйте только в упор, наверняка.

Они стояли тесно: Вослав, Карим, Модест, Фрай и Хилый Рен. Надежные оказались ребята, крепкие — даже напросившийся в компанию Хилый. Они все пошли за Георгом, потому что хотели помочь остальным бежам. Они были охотники, они могли и умели убивать, а значит, несли большую ответственность за жизни других.

Космачи прыгнули вперед. Еще два таких прыжка — и людоеды просто сомнут охотников. Пора!

Георг прижался спиной к доскам. И вдруг почувствовал, они поддаются, проваливаются назад. Он не ожидал этого и даже решил поначалу, что ворота просто рушатся, Падают. Но скрип петель подтвердил невозможное: ворота открывались. Медленно, с натугой, рывками — но открывались.

Георг увидел своего космача: огромный самец с кровоточащей раной в плече и лысой из-за лишая мордой не сводил с него глаз — пер, глядя охотнику в лицо, выбрав его одного среди прочих. Георг быстро кивнул противнику, будто принимая вызов, вскинул самострел и онемевшим бесчувственным пальцем нажал на проволочный крючок. Щелкнул капсюль, послышалось тихое шипение отсыревшего пороха. «Осечка», — понял Георг, ничуть не испугавшись. И в этот миг заряд рванул. Огненное шило вонзилось в раззявленную пасть космача. Тот хрюкнул, качнулся назад и стал медленно оседать в снег. На лохматую грудь его обильно полилась дымящаяся кровь — сейчас она казалось черной.

Из деревни стреляли беспрерывно, тратя драгоценные боеприпасы. Вокруг космачей вздымались снежные фонтанчики, свистели в воздухе короткие арбалетные стрелы, навесом летели тяжелые, разбрасывающие искры шары, при падении превращающиеся в огненные лужи. Один такой снаряд разбился о голову космача, и тот вмиг запылал, будто сухой кусок бересты, повалился в снег, закрутился, вереща по-сорочьи.

— Огонь! — рявкнул Георг.

Последний залп охотников был точным и выверенным. Даже Хилый Рен не промазал — разворотил ближайшему зверю всю морду. Шесть людоедов упали в почерневший снег. Седьмой людоед длинной своей лапищей дотянулся до Модеста и свернул ему шею. У Фрая в левой руке был еще один самострел, и он разрядил его в то самое мгновение, когда хрустнули позвонки стоящего рядом товарища. В горле людоеда образовалась дыра. Фрай ослеп — плеснувшая кровь залила ему лицо. Космач стал заваливаться набок, не выпуская дергающегося еще, но уже мертвого Модеста.

— Внутрь! — завопили сзади сразу несколько голосов.

Георг осознал, что не чувствует за спиной препятствия, и попятился.

Ворота были открыты. Нешироко — как раз настолько, чтобы в них мог пройти один человек.

— Хилый! — заорал Георг, не смея верить в возможное спасение. — Быстро внутрь! Вослав! Карим! Фрай! По порядку! Быстро! Хлеб держите!..

Кто-то из деревенских кинул ему новый самострел. Георг подобрал оружие, на ощупь ничем не отличимое от обычного полена. С благодарностью вспомнил Ларса, подумал, что зря недооценивал увлечение проводника-калеки, пожалел, что так несерьезно относился к его опытам, посмеивался даже над ним.

Здоровенный космач будто вынырнул из-под снега, прыгнул на Георга. Охотник упал, пытаясь увернуться. Перекатился на бок, ткнулся носом в вонючую шерсть ворочающегося рядом людоеда, почувствовал, как на лицо со шкуры зверя переползают жирные вши. Выхватил из-за войлочного голенища нож, ткнул в косматый бок, по реву определил, где у великана голова, подтянулся, нащупал жесткое ухо, приложил к нему стреляющее полено, большим пальцем зацепил крючок, дернул его.

Наверху замолотил пулемет. Георг быстро глянул на зубчатую стену. Ему показалось, что меж бревен он видит гладкое, как обмылок, лицо сибера — тот, кажется, смеялся. Горячий ствол пулемета светился, будто лесная гнилушка, плевки пламени выглядели маленькими яркими бутонами, блестящие гильзы, крутясь и подпрыгивая, катились по бревнам частокола. Пожалуй, при других обстоятельствах этим зрелищем можно было залюбоваться.

— Шеф!

Только Фрай называл его шефом.

— Шеф! Быстрее!

Он чуть приподнялся, опираясь на тушу застреленного в ухо людоеда. Что-то мешало ему двигаться. Он повернулся. Осмотрелся, морщась.

Что-то словно держало его, но ни тело его, ни конечности не были зажаты.

Космачи бежали к нему, огибая туши поверженных сородичей. Десятки космачей — кажется, все их племя мчалось сейчас к открытым воротам.

«Они уже знают, что вход открыт, — понял Георг, равнодушно глядя на несущееся к нему стадо. — Они долго этого ждали, и вот теперь…»

Пулемет вдруг заткнулся — то ли заклинило его, то ли патроны кончились. Сразу стали слышны крики. Его звали. Но что-то мешало ему двигаться. Что-то… Боль!

— Закрывайте! — прокричал он, с досадой ощущая, что боль мешает и крику.

Кажется, ноги сломаны.

— Я не смогу! Закрывайте!

Почему они тянут? Чего ждут?! Что за нелепость — подвергать опасности деревню из-за одного-единственного человека — из-за него!

— Закрывайте! — Он захрипел, окончательно сорвав голос, чувствуя в горле саднящую боль. — Закрывайте!

Чьи-то пальцы схватили его за плечи, за волосы, за руки. Он приподнялся, тяжело ворочаясь, извиваясь, будто раздавленный червяк, оттолкнулся от снега сломанными ногами, застонал. В ушах загудело, перед глазами заколыхалась красная пелена, в голове помутилось. Но он заставил себя прийти в чувство и прозреть.

Космачи, ускоряясь, все бежали на него.

Он медленно от них уползал.

Ворота наконец-то начали закрываться.

* * *

Георга втянули, едва не прищемив створками ворот. И тут обнаружилось страшное: закрыть ворота полностью было невозможно, а значит, их нельзя было и запереть. Снег чистили только с одной стороны; снаружи намело большой сугроб, который осыпался, едва ворота открылись. Покатый снежный язык, по которому так легко втащили Георга, теперь не позволял запереть вход. Как ни бились люди, как ни старались, свести створки ближе, чем на двадцать сантиметров у них не получалось. Не сходились и скобы засовов.

Простоволосый Айван стоял перед воротами; на ногах у него были домашние тапки, под распахнутым осенним пальто белела мятая ночная рубашка. В будке сибера, охраняемой вернувшимися охотниками, ворочался, хрипя и постанывая, спасенный, но недовольный своим спасением Георг. С вышки прицельно били по космачам, худо-бедно сдерживали их наступление. На стене уже почти никого не осталось — расстреляв боекомплект, стрелки прыгали вниз, бежали к воротам. Несколько человек, стоя на четвереньках, голыми руками расшвыривали колючий, до крови ранящий кожу снег. Сейчас все зависело от того, удастся ли закрыть ворота. Запереть их.