Любовник королевы - Филиппа Грегори

Эми подтянула полы платья к себе, словно не хотела, чтобы даже подол ее одежды прикасался к Роберту, потом повернулась и вышла из комнаты.

Над Темзой висел холодный ноябрьский туман. Королева стояла возле высокого окна во дворце Уайтхолл, смотрела на стылую реку и куталась в меховую накидку.

Здешние камины пожирали бездну дров, но в залах и коридорах было холодно и сыро.

– Все равно здесь лучше, чем в Вудстоке, – сказала Кэт Эшли.

Елизавета скорчила гримасу и раздраженно ответила:

– Лучше, чем казематы Тауэра и множество других мест. Но не лучше летней поры. Ничего, кроме холода и смертельной скуки. Кстати, где сэр Роберт?

– Как где? – Бывшая гувернантка сразу перестала улыбаться. – Отправился навестить свою жену.

Елизавета дернула плечом.

– Не надо кривиться, Кэт. Я имею право знать, где находится мой шталмейстер, и рассчитывать на то, что он вспомнит о своих обязанностях при дворе.

– У него тоже есть право побыть с женой, которую он так давно не видел, – не сдавалась Кэт. – Понимаю, ваше величество, для вас это болезненно, однако…

Разлука с сэром Робертом давала о себе знать. На лице королевы редко играл румянец, зато придворные теперь куда чаще видели на нем холодную безучастность. Казалось, Дадли увез с собой и ее звонкий смех, и способность радоваться жизни.

– Однако слишком рано поздравлять меня с успешным преодолением, – угрюмо сказала Елизавета. – Я думала, что принесу жертву один раз, потом все зарубцуется. Нет, я каждый день переживаю все заново. Они наполнены сознанием того, что мы живем друг без друга. По утрам я просыпаюсь и знаю, что уже не улыбнусь ему, а он не посмотрит на меня с любовью. Я ложусь спать, тоскуя о нем. Я не знаю, как мне дальше жить без него. Я считаю дни со времени его отъезда. Сегодня – пятьдесят первый, а я продолжаю страдать от любви к нему. Чем мне утешаться? Сознанием высших государственных интересов? Кэт, я устала приносить жертвы.

Эшли посмотрела на свою бывшую воспитанницу и сказала, желая утешить ее:

– Но ведь сэр Роберт может оставаться вашим другом. У вас есть шансы видеться, пусть и не наедине.

– Я тоскую не по его дружбе, – призналась Елизавета. – По нему. По его присутствию. Мне хочется видеть тень Роберта у себя на стене, ощущать запах этого мужчины. Без него я не могу ни есть, ни заниматься государственными делами. Если я берусь читать книгу, мне сразу хочется узнать его мнение. Если слышу новую песню – представляю, как спела бы ее ему. Без него померкли все краски. Из мира ушло все тепло. Наверное, и жизнь тоже. Разве я сейчас живу? Я влачу существование. Я тосковала по Екатерине Ноллис, когда та жила в изгнании. А сейчас… Нет, это не тоска по уехавшему другу. Так ослепший человек вспоминает о своих глазах. Можешь считать, что без него я ничего не вижу.

Двери отворились, и в покои королевы вошел Уильям Сесил. Лицо его было весьма мрачным.

– Вот и сэр Уильям пришел, – равнодушно произнесла Елизавета. – Скорее всего, опять с дурными вестями.

– Хочу сделать обычный доклад вашему величеству, – невозмутимо ответил главный советник и выразительно посмотрел на Кэт.

Та поняла намек и неслышно удалилась.

– Так что, я верно угадала? – спросила Елизавета, когда они остались вдвоем.

– Вы всегда отличались проницательностью, – заявил Сесил, не забывавший о комплиментах. – А вести и впрямь дурные. Я велел Ральфу Садлеру, нашему доверенному человеку в Бервике, передать шотландским протестантам тысячу крон. Об этом стало известно лорду Ботуэллу. Тот делал вид, что перешел на сторону протестантов, но сам оставался верным Марии де Гиз. Словом, люди Ботуэлла перехватили Садлера и похитили деньги. Мы потеряли их безвозвратно.

– Тысяча крон! – взвилась королева. – Так это же почти половина средств, собранных нами на помощь шотландцам.

– Мы не могли не откликнуться. Шотландские лорды-протестанты продавали фамильную утварь, чтобы вооружить своих людей. Кто мог подумать, что Ботуэлл окажется коварным предателем? Денег, естественно, жаль, но хуже другое. Теперь регентша знает, что мы вооружаем ее врагов.

– Но деньги-то были французскими, а не английскими, – торопливо возразила Елизавета, уцепившись за спасительную соломинку. – Мы можем отрицать все их обвинения.

– Французские деньги из Бервика, которые вез наш человек Садлер. Отрицать можно, только регентша все равно не поверит.

– Сесил, что нам теперь делать? – испуганно спросила Елизавета.

– У французов появился веский повод объявить нам войну. Мы его сами им подбросили.

Елизавета отошла в сторону, принялась разглядывать свои ногти и сказала:

– Французы не посмеют объявить мне войну. Они знают, что я собираюсь замуж за Габсбурга, и побоятся ссориться с Испанией.

– Тогда, ваше величество, не тратьте понапрасну время и выходите за эрцгерцога, – надавил на нее Сесил. – Наши друзья и враги должны узнать об этом заблаговременно. Вы объявите о вашей помолвке и назовете время свадьбы: нынешнее Рождество.

– У меня нет выбора? – спросила Елизавета, в глазах которой читались тоска и испуг.

– Вы же сами знаете, что нет. Его высочество готовится выехать в Англию.

– Я должна буду выйти за него, – сказала Елизавета, попытавшись изобразить улыбку.

– Вы так и поступите.

Вернувшись, Роберт Дадли обнаружил в холодных залах дворца весьма лихорадочное бурление придворных интриг. Его познакомили со шведским герцогом Иоанном Финляндским, прибывшим в Лондон по поручению принца Эрика, выразившего желание жениться на Елизавете. Герцог сорил деньгами, расточал щедрые обещания всякому, кто поддержит кандидатуру его господина.

Елизавета, изображая веселость, танцевала с Иоанном, гуляла и беседовала с послом эрцгерцога и вконец запутала обоих. Они так и не узнали о ее истинных намерениях. Но стоило Сесилу отозвать ее в сторону, от маски притворного веселья не осталось и следа. Новости из Шотландии оказались удручающими. Лорды-протестанты окружили Лейтский замок, рассчитывая, что возьмут регентшу измором раньше, чем она дождется французов. Этот план был весьма наивным, поскольку стены замка отличались неприступностью, а продовольствия у осажденных вполне хватало. Никто не верил, что у шотландцев достанет терпения и сил на длительную осаду. Их армия была нацелена на молниеносный удар и скорую победу. Осада требовала дисциплины, а этим шотландцы похвастаться не могли. Для затяжной войны их силы не годились. Теперь уже никто не сомневался в том, что дело не ограничится единичным выступлением. Шотландию и Англию ждала настоящая губительная война, и потому за нервозным весельем двора Елизаветы скрывались настороженность и тревога.

Королева учтиво, но достаточно холодно приветствовала вернувшегося Роберта и не пригласила его побеседовать наедине. Он ответил ей такой же учтивой улыбкой и держался на расстоянии.