Бесы Черного Городища - Ирина Мельникова

— Молчи, молчи, — усмехнулся Алексей, — посмотрю, как ты запоешь, когда мы к Аннушке на могилку сходим.

Тоже слезки прольем, а может, твои откопаем?

— Копайте, — равнодушно ответил Данила. — Больше ни одного слова не скажу. Хоть собаками рвите, железом жгите… Воля ваша! — И снова отвернулся, показывая, что его слова не расходятся с делом.

Алексей не стал тратить время на бесполезные уговоры и угрозы и велел конвоиру выводить Данилу на улицу. Там арестованного посадили в телегу. Его охраняли трое сотских, снаряженных для этой цели исправником. Сам же Первенцев, запыхавшись, устроился в коляске рядом с Алексеем.

— Были у батюшки? — спросил у него Поляков.

— Побывали-с! — ответил исправник. — Он сказал, что умершая похоронена вне кладбища, потому что сама лишила себя жизни. Но как бы то ни было, не по законам православной церкви раскапывать могилу христианина. Однако никому не возбраняется привести место захоронения в порядок, чтобы придать ему более благолепный вид. Можете, дескать, обложить дерном, вынуть и обновить крест, увеличить могильную насыпь. Если мы согласны произвести означенный ремонт, то с его стороны препятствий не будет.

— Хорошо, нам это и требовалось услышать, — обрадовался Алексей. И приказал вознице:

— Вези нас к Аннушкиной могиле.

Коляска, а за ней и телега с арестованным направились по дороге в объезд усадьбы, которая вскоре вывела их мимо разрушенных беседок к высокому откосу с бакеном. Недалеко от него в тени густых деревьев виднелся высокий крест.

— Вот она, Аннушкина могила! — сказал исправник и, сняв фуражку, перекрестился.

— А она обихожена, — отметил Алексей и огляделся по сторонам, — цветы вокруг посажены, и лавочка новая, совсем недавно срублена, вон еще стружки валяются.

— Да-а, — протянул исправник, — разве что крест поправить…

— Что ж, вынимайте крест, — приказал Алексей, — кажется, его недавно кто-то потревожил. Видите, слегка покосился.

Данила с хмурым видом наблюдал, как двое сотских-конвоиров с лопатами в руках подступили к могиле.

— Не тревожьте Аннушку, — сказал он вдруг тихо. — Так и быть, покажу тайник.

Он подошел к лавочке, рванул за сиденье. Столбики, к которым оно было прибито, оказались полыми изнутри. Внутри каждого хранилось по большому игольнику, доверху набитому похищенными драгоценностями: браслетами, брошами, колье.

Правда, на некоторых из них зияли пустые гнезда для камней.

Видно, грабителям удалось сбыть их отдельно от самих украшений.

— Это не все! — сказал Алексей, просмотрев найденные вещи. — Это лишь малая часть похищенного. Где основной тайник? Говори! Чистосердечное признание не освободит тебя от наказания, но от каторги избавит.

— Пошли! — буркнул Данила. — Все равно не отвяжетесь.

Вскоре он привел их к полуразрушенной избушке бакенщика, недалеко от порога, спустился с откоса и, отвалив камень от входа в небольшой грот, сказал односложно:

— Тут!

В гроте полицейские обнаружили высокую коробку из-под ландриновского монпансье. В ней хранились свернутые в трубочку деньги: около двух тысяч рублей — и процентные бумаги, а также три броши и два браслета. В этом случае камни были на месте, видно, руки грабителей не успели до них добраться. Здесь же в дерюжных мешках находилась большая часть награбленного. К сожалению, некоторые вещи были безнадежно испорчены. Огромные серебряные блюда преступники разрубили на части, очевидно, так их легче было скрыть при перевозке.

Как показал Данила, Федот или члены его банды раз в одну или две недели появлялись вблизи усадьбы, условным сигналом вызывали Данилу, а затем на его лодке плыли к порогу. Там приставали к берегу. Достать нужные им драгоценности из тайника было делом минуты. Когда через час Алексей сверил опись найденных вещей со списком похищенных, обнаружилось, что воры успели распорядиться четвертью награбленного. Но барон и тому был рад и очень благодарил Алексея.

— Теперь я верю, что в нашей полиции служат толковые люди, — без конца повторял он за ужином, уговаривая Алексея остаться еще на день. И пылко обещал:

— Я обязательно сообщу губернатору о вашем усердии, молодой человек. Вы заслуживаете поощрения или даже награды. Я похлопочу…

— Скажите, барон, — прервал Алексей безудержный поток славословий, — вы знали, что у вашего брата остались дети?

Улыбка мгновенно сошла с лица барона. Он поджал губы.

— Не знаю, что вам про меня успели наговорить, только наследство мне досталось по закону. Почему я должен был уступить его каким-то бастардам, кухаркиным детям? Еще неизвестно, от кого она их нагуляла! Барон фон Блазе не признал их, и, значит, тому были причины.

— Но, говорят, он не успел. Его хватил удар, и он быстро скончался.

— Выходит, мне повезло больше. — Барон скривился в скептической улыбке. — Это не доказать, наверно, но я кожей чувствую, что Петр действовал по его указке.

— Чьей?

— Ублюдка этого. Не зря говорят, что Федотка с ним якшался. На мою беду он здесь появился.

— Кто? Сын покойного барона?

— Нет, его я не видел. Но один из моих лакеев по секрету мне доложил, что этот негодяй желает вернуть себе часть состояния отца. Вполне вероятно, кража из моих несгораемых шкафов — лишь репетиция. Боюсь, что они меня не оставят в покое. Могут и дом, и усадьбу сжечь. От этого отродья и не такое можно ожидать. Бродяжничал где-то почти двадцать лет, а теперь покоя захотелось. Вот и разгорелись глаза на поместье. Но оно теперь мое, зарубите себе на носу! Мое, и ничье больше! Вы можете спросить об этом у Ивана Генриховича Гейслера. Он помогал мне в оформлении бумаг на мое имя.

— Нужно будет, обязательно спросим! Но что вы так распалились, барон? — упрекнул его Алексей. — Лично у меня нет к вам никаких претензий. Назовите только имена детей барона фон Блазе.

— Александр Смешков, а сестру звали Полина.

— Может, сохранились их портреты, какие-то фотографии?

— Нет, нет! — отрицательно покачал головой Миллер. — Тут хватало всякого хлама. Я распорядился его уничтожить.

И дом, как видите, перестроил. И парк в порядок привел.

А раньше здесь самое масонское гнездо размещалось, притон разврата. Я велел кирпичные заборы в три аршина высотой снести. А то не усадьба была, а истинный острог или крепость с бастионами.

— Скажите, а вас сильно огорчило предательство управляющего? — спросил Алексей.

— Думаю, не зря он повесился. — Лицо Миллера исказила болезненная гримаса. — Совесть его изрядно мучила. Потому и пить стал, и по грязным девкам шляться.

— Вы считаете, что он действовал по указке братьев Бурцевых?

— Нет, только Федота, а братья, видно, не сразу к их шайке примкнули. Он сюда устроился, чтобы все разнюхать и кого нужно на свою сторону привлечь. Одного не могу понять, — барон развел руками, — мой почивший братец исправно сек их на конюшне, а они его ублюдка до сих пор привечают и на все ради него готовы, а меня, кто им столько добра сделал, грабят. Как тут не признать, что благодарность людская — звук пустой!