Агасфер. Золотая петля. Том 1 - Вячеслав Каликинский

– А мы-то зачем прячемся? – не отставал малец.

– Потому как мы свидетели сей покражи, Енька. Офицеры на своих поездах дальше воевать уедут, а мы-то, получается, знаем насчет часовни! Выкопать то золото Николашкино, стало быть, могем, по их разумению. Или разболтать кому. А мертвые свидетели никому ничего не скажут, понял? Давай, лезь ко мне под шубу, поспи чуток…

Но поспать в ту ночь беглецам так и не удалось. Только пригрелись – громыхнул взрыв неподалеку, от которого с насыпного потолка посыпалась пыль и заорали куры.

– Куды полез? – Дед перехватил любопытного Еньку у самых дверей. – Сиди покамест! Чую, что не все еще кончилось.

Как в воду дед глядел. Вскоре со стороны часовни ветер донес треск выстрелов. Дед перекрестился в темноте.

– Чего это, дед?

– Ты говорил, что солдаты там офицерам помогали? Ох, грехи наши тяжкие… Оне – тоже свидетели. Их наверняка и постреляли. Счас и в нашу избу пожалуют… А мы-то туточки, – невесело хмыкнул Михей.

Немного погодя послышались одиночные выстрелы со стороны поста, потом потянуло гарью. Михей не утерпел, сам в щель выглянул, перекрестился и объявил:

– Вот мы без избы, бабоньки, и остались. Полыхаеть в полнеба!

Бабы захлюпали: как же так? Зимой без крова пропадешь… Всё порывались бежать смотреть – может, еще чего доброго из огня вытащить? Но Михей никого из курятника не выпустил, даже до ветру. Сидели и дрожали от холода остаток ночи, пока не развиднелось. И только когда загудели паровозы и послышался далекий стук колес тронувшихся друг за другом составов, посельщики рискнули выбраться наружу.

Собрались все у головешек догорающей избы – единственные оставшиеся в живых обитатели блокпоста Чалдон. А вот коней расхитители золота просто бросили у вокзала, даже не выпрягли из саней. Не было бы, как говорится, счастьишка – да несчастье помогло: стали теперь оставшиеся в живых чалдонцы богаче на две подводы с лошадьми. Жить, посовещавшись, перешли в давно заброшенный дом объездчика путей.

Енька откопал на почерневшем от копоти остове печи спрятанный там офицерский подарок – револьвер. Сохранился, даже патроны в барабане от жара не взорвались. И монетку одну блестящую с профилем бородатого дядьки нашел – видать, офицеры обронили, пока торговались насчет коней с подводами. В доме Лапотуни бабы позже тоже нашли два с лишком десятка золотых монет – не успел спрятать, под пулю попал, горемыка. Сложили все монетки в крынку негодную, с трещиной, и в курятнике закопали. Мало ли…

Пострелянных у развалин часовни солдат собрали в одно место, у оградки маленького кладбища, уговорившись похоронить по-людски ближе к лету, когда земля оттает.

Двенадцать солдатских винтовок, что рядом с покойниками у взорванной часовенки так и лежали, дед Михей собрал, почистил, смазал, за неимением оружейного, лампадным маслом, завернул по две-три штуки в куски холстин и по весне под нижний венец жилой избы засунул. Мохом заткнул, землей присыпал – не пропадать же добру! Потихоньку от других посельчан дело хотел сделать – да разве от Еньки востроглазого укроешься! Подглядел малец, в головенке зарубку сделал, спрашивать ничего у деда Михея не стал и молчать решил. Дед-то старый, помрет скоро. А он, Енька, вырастет – может, охотником станет. А может, воевать с кем-нибудь пойдет… Вот винтари и пригодятся!

О захороненных под развалинами взорванной часовни ящиках дед Михей велел молчать до гробовой доски: мало ли кто приедет еще на блокпост? Ничего не видели, ничего не знаем. Поезда стояли долго после Рождества – было дело. Какие-то офицеры бегали, лошадей реквизировали. Часовню вот взорвали… А зачем, для чего? Мы, мол, люди темные, нам не докладывали…

Отправление дальневосточного экспресса Москва – Владивосток задерживалось. Дежурный по Северному вокзалу столицы, в отличие от привычных к задержкам пассажиров, явно нервничал. Переминаясь у сигнального колокола, он то поглядывал на огромную луковицу станционных часов, то на висящий рядом с его постом телефонный аппарат. Но телефон молчал, а помощник начальника военных сообщений Красной армии и вовсе огрызнулся, когда дежурный в третий раз попробовал сунуться к нему с вопросом:

– Евдокимов, отвяжись! Вот когда литерный «П-0208» отправим, а я начну рапорты о его передислокации от дежурных по линии принимать, тады и спрашивай: где и почему? Чичас одно могу сказать: должно к энтому составу шестиосник прицепить, а решение по его пассажирам еще не принято. Понял? Вот и стой, охраняй свой колокол, шоб не срезали!

А в это время Василий Блюхер, еще в Одессе получивший телеграмму о новом назначении, мчался в коляске мотоциклета в Совет народных комиссаров, к наркомвоенмору Троцкому. Ему предстояло доложиться о своем прибытии в Москву, утвердить список личного состава наскоро сформированного штаба и получить добро на отбытие к далекому месту будущей службы.

Мандат Фрунзе и два ордена Боевого Красного Знамени на гимнастерке произвели на часовых у СНК впечатление: его пропустили, шепотом предупредив, что товарища Троцкого в Совете нет. И скорее всего, нет его и в Москве.

– Но хоть кто-то из РВС должен быть на месте, – резонно возразил вчерашний начальник гарнизона войск Одессы.

– Тогда идите к товарищу Склянскому, гражданин командир, – чуть посторонились часовые. – Четвертый этаж…

Молодой заместитель наркомвоенмора Склянский, хоть и был занят, несколько минут герою Перекопа все же уделил.

– Срочный вопрос в товарищу Троцкому? – переспросил он, с восторгом и некоторой завистью поглядывая на гимнастерку посетителя с редкими в молодой советской Республике ордена.

– Даже не один вопрос, – мрачно сообщил Блюхер, оглядывая кабинет, больше похожий на оперативный пункт управления: масса телефонов, два новейшей конструкции телеграфных аппарата, каких Блюхер и вовсе не видел. – Впрочем, может, вы?..

Склянский махнул рукой, по-свойски подмигнул:

– Дорогой товарищ, откровенно говоря, я ни черта не понимаю в военных вопросах. Признаться, я доктор! А товарищ наркомвоенмор третью неделю на своем поезде совершает инспекцию по фронтам.

– Блюхер сдвинул фуражку на затылок, в растерянности почесал лоб:

– Как же быть, товарищ? Я имею срочное предписание в Дальневосточную Республику, в Читу! И не имею представления – как туда добираться!

Услыхав про Читу, доктор Склянский мгновенно проникся к визитеру сочувствием:

– Попробую вам помочь, товарищ: ДВР – это все-таки не деревня Катюхино!

Выскочив из-за стола, Склянский «поколдовал» у одного телеграфного аппарата, перешел к другому и, берясь за трубку телефона, снова подмигнул Блюхеру:

– Очень может статься, что товарищ Троцкий в настоящий момент все-таки в Москве… Алло, Склянский на проводе! Смидович[108], это ты? Где вы сейчас дислоцируетесь? Секрет?! Да ты с ума сошел – от меня секретничать?! На Московском вокзале? Это очень хорошо: сейчас я подошлю к тебе человечка, устрой ему встречу с шефом! Кто-кто – Блюхер! Герой Перекопа, не знаешь, что ли? Как шеф сам-то нынче? Не попадет наш герой под его горячую руку? Ладно, посылаю… Да знаю, что сам он поезд ваш не найдет – провожатого дам, из наших. Ну, все. Отбой даю, Смидович!