Бабочки и порочная ложь - Кейли Кинг

Выбравшись из машины, я направляюсь к багажнику, чтобы открыть его.

Там меня встречает Роум, и мы оба смотрим на связанного мужчину с кляпом во рту перед нами. Он носит уродливую коричневую тюремную форму и босиком. Мы сняли с него обувь, когда перенесли его в мой багажник. На тот случай, если он окажется достаточно глуп, чтобы сбежать, мы не хотели облегчать ему задачу.

При звуке нашего прибытия голова Адриана с капюшоном дергается в нашу сторону. Его грудь и округлившийся живот, приобретенные им в тюрьме, вздымались от тревожного дыхания.

Могу поспорить, что я последний человек, которого он ожидает здесь увидеть. Он всегда ошибочно полагал, что напугал меня и заставил подчиниться, и что я никогда не попробую сделать что-то подобное. Он не знает, что единственные причины моего согласия были устранены. Меня больше ничего не останавливает.

Челюсти сжимаются так сильно, что я боюсь сломать коренной зуб. Я хватаю его за воротник рубашки и силой вытаскиваю из машины. Связанные лодыжки мешают ему сохранять равновесие, и он с резким, приятным стуком приземляется в грязь.

Его сдавленный стон прорезает тихий ночной воздух, когда он неловко перекатывается на спину, но обрывается, когда мой ботинок вжимается ему в горло. Он на мгновение замирает, страх перед неизвестностью заставляет его застыть под моей подошвой. Это состояние послушания длится недолго, потому что срабатывает его реакция «бей или беги», и он начинает бороться. Связанный, все, что он может делать, это извиваться, как чертов червяк в грязи.

Это жалкое зрелище.

Твёрдо удерживая ногу на месте, я наклоняюсь и срываю с его головы капюшон. Его глазам требуется секунда, чтобы осознать то, что он видит, но я знаю, как только он понимает, что это я. Его глаза расширяются до размеров обеденных тарелок, а рот раскрывается вокруг кляпа.

— Скучал по мне? — спрашиваю я, вскинув голову. — Я решил, что пришло время воссоединиться семьей.

Кивнув Роуму, он берет Адриана за руку и помогает мне поднять его с земли. Он сопротивляется нам все время, пока мы тащим его по парковке. Мы доходим до самой нижней стороны уже построенной фундаментной стены. Весь подвальный этаж вкопан в землю, по периметру есть бетонные стены. Мы останавливаемся перед стенкой глубиной всего четыре фута или около того, и я наклоняюсь, чтобы перерезать клейкую ленту вокруг его лодыжек.

Теперь, когда его ноги свободны, я стою рядом с ним и указываю подбородком на недостроенный подвал.

— Прыгай.

Его ноздри раздуваются, а в глазах отражается знакомый гнев.

— Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что у тебя здесь есть какая-то чертова власть или контроль.

Зловещая ухмылка появляется на моем лице, когда я направляю конец своего черного выкидного ножа ему в горло. Это тот же самый, который я держал на Пози, но мне кажется правильным использовать его на нем.

— Моя очередь, — позади нас легко спрыгивает Роум. — Чертов прыжок.

Жесткими, неохотными движениями он разворачивается и следует за Роумом. Только его спуск не такой изящный. Поскольку его руки все еще связаны, он в конечном итоге спотыкается и падает на колени. Мои ноги врезаются в грязь прямо рядом с ним, заставляя его подпрыгнуть, когда я делаю прыжок.

Адриан похож на парня, которого я раньше считал своим отцом, но теперь я вижу только садистского монстра, который всегда скрывается за маской. Я точно вижу, кто он сейчас, и мне стыдно за то, что я так долго этого не замечал.

Не дожидаясь, пока он встанет на ноги, мы с Роумом тащим его на коленях к месту с ожидающими лопатами и высокими кучами земли. Сегодня утром мы были здесь до восхода солнца, копая эту яму. Поскольку сегодня воскресенье, наша деятельность осталась незамеченной строителями. Назревающая в небе гроза смоет все следы и следы недавно перенесенной грязи. Завтра рано и ясно, они вернутся к своей работе, и все наши следы исчезнут.

Мы бросаем его на край его будущей могилы и оставляем сгорбленным.

Роум кивает мне, молча говоря, что он здесь, если он мне понадобится, прежде чем снова залезть на стену, чтобы встать у машины и дать мне немного времени наедине с монстром, замаскированным под моего отца.

Я вытаскиваю кляп изо рта Адриана и оставляю его висеть на его толстой шее.

Он сплевывает в грязь, а затем поворачивает голову и смотрит на меня.

— Ты так скучал по своему старику, что вытащил его из тюрьмы, да?

Звук его голоса мгновенно приводит меня в бешенство. В отличие от Пакса, он не приходил ко мне во сне, и я нашел способ отбросить воспоминания о нем на задворки сознания. Я больше сосредоточилась на Пози и моей матери, чем на Адриане, но, услышав его голос, эти ужасные моменты в его кабинете, навязанные мне, вырвались на поверхность. Они сочетаются с отвратительными образами, которые я рисовал в своей голове с тех пор, как узнал, что он сделал с моим братом.

Как только дерзкая ухмылка расколола его лицо, мой кулак врезался в него. Кости его носа хрустнут под моими костяшками пальцев.

— Неа.

Он падает на бок, и я дергаю его обратно, чтобы сделать это снова. Это приятно. Я уже много раз представлял себе, как это сделать, но хруст его носа приносит большее удовлетворение, чем я себе представлял. Я ложился спать, мечтая еженедельно разбивать ему голову одной из его дорогих подставок для книг, и никогда не думал, что у меня будет шанс пустить ему кровь.

Его хлещущего сломанного носа и разбитой губы недостаточно, чтобы утолить мою кровожадность.

Я хочу видеть, как он страдает, находится в агонии, прежде чем умрет.

Держа его за пряди волос, я заставляю его посмотреть на меня и откусываю:

— Я знаю, что ты сделал с Пакстоном. Я знаю, что ты у него забрал, — его чувство безопасности, его покой и, самое главное, его невиновность. — Какой мужчина так поступает со своим ребенком?

Его окровавленные губы на секунду изгибаются в призрачной улыбке, прежде чем она исчезает, а подбородок вызывающе поднимается.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Этот ребенок всегда был лжецом. Не стоит верить ни единому слову, исходящему из его уст. Он пошел в образ этой своей жалкой матери.

Конечно, он будет это отрицать. Я не ожидал от него ничего меньшего. Вероятно, он хочет, чтобы я поспорил с ним и встал на защиту моей матери, чтобы выиграть ему время, чтобы он мог попытаться найти выход из этой ситуации.