Схватка за Амур - Станислав Федотов

– Вы ошибаетесь, господин офицер. Я имею в виду попытку компенсации. Не было и нет никакой попытки.

– Чего ж вы так рветесь на Амур? – Миша Волконский даже покраснел от возмущения. – Ведь вам наверняка известно, что на его устье уже почти три года стоит наш военный пост. Это российская земля!

– Про пост, разумеется, известно. Он поставлен там незаконно. Англия никогда не признбет российских прав на Сахалин и морское побережье до Кореи.

– О-о, натуралисту известны такие политические тонкости! – язвительно усмехнулся Иван Васильевич. – Уж не хотите ли вы сказать, что Англия пошлет свой флот для защиты от нас нашего же тихоокеанского побережья?

– Ваше тихоокеанское побережье – это Камчатка и так называемая Русская Америка. И они, можно сказать, пока что ваши. Если Россия будет вести себя как собака на сене, она со временем лишится того, что имеет. Рано или поздно, но это наступит. Мир должен принадлежать тем, кто его преобразует.

– То есть Англии?

– В частности – да. И, раз уж вы сказали о посылке флота, то должен заметить: всему миру известно, что Альбион сегодня владыка морей, где бы эти моря ни находились, – высокомерно произнес, как будто объявил, англичанин. – И наш флот всегда в боевой готовности. И корабли мы посылаем, когда считаем нужным, для защиты прав, как наших собственных, так и попранных чужих.

– О да, Китай на своей шкуре чувствует, как вы защищаете его права, – кивнул Вагранов. – От него только перья летят.

– Иными словами, – вкрадчиво вмешался Волконский, – вы своим флотом угрожаете России, мистер Хилл?

– Нисколько, – спохватился путешественник. – Вы неправильно меня поняли. И вообще, господа, давайте прекратим отвлеченную дискуссию. Ни я не имею полномочий говорить за Великобританию, ни вы – за Россию.

– Отчего же мы не имеем? – холодно сказал Вагранов. – Каждый гражданин России имеет полномочия и даже обязан защищать ее позицию. Но я согласен прекратить дискуссию. Вернемся к нашим баранам. Итак, вы прибыли в Иркутск, чтобы спуститься по Амуру с чисто приватными целями и одновременно получить представление о реке как артерии снабжения российских территорий на побережье. Я правильно излагаю?

Хилл молчал. Он понял, что его подловили, рассуждая о прежнем маршруте и проведя нехитрую аналогию. Попасться на таком простеньком приеме – непростительно, и дай бог, чтобы об этом не узнали в Форин-офис.

– Как я понимаю, такую возможность я не получу? – вздохнув, спросил он просто для того, чтобы подвести черту.

– Не получите, – жестко ответил Вагранов. – И обсуждению это не подлежит.

Уже на выходе из кабинета Хилл обернулся:

– А почему вы о супруге Ричарда Остина сказали «так называемая»?

– Потому что еще по Кавказу я знаю ее как постельную шпионку.

Когда Вагранов доложил Муравьеву о результатах «беседы» с Хиллом, Николай Николаевич объявил доморощенным контрразведчикам благодарность, а потом задумался.

– Интересно получается, Иван Васильевич, – заговорил он немного погодя. – Англичанин почти в открытую говорит о посылке флота в наши воды. По крайней мере, о том, что флот стоит наготове. Неважно, где – в Плимуте, Сингапуре или Гонконге. Если будет объявлена война, мы скорее всего узнаем об этом, когда их корабли уже придут к Петропавловску. По всем критериям это должно быть засекречено, а Хилл выдает информацию чуть ли не первому встречному. О чем это говорит? – Муравьев посмотрел на Вагранова, но взгляд его был затуманенный: ясно, что он не ждал ответа, а просто размышлял вслух. – А говорит это о том, что они ничего не опасаются. Их китобои приходили на Камчатку и грабили наши поселения, не встречая сопротивления. Они думают, что так же будет и впредь. Тем более под прицелом пушек. Понятно, им не по нраву русские в Тихом океане, и только Соединенные Штаты Америки удерживают их от драки с нами за главенство в этом регионе. Американцы пока что будут за нас, но это ненадолго. Они строят паровой флот и тоже хотят быть хозяевами Великого океана. И со временем отнимут у нас Русскую Америку, как отняли у Мексики Техас и Калифорнию. Так что нам надо быть готовыми ко всему, и я должен убедить государя в нашей с Невельским правоте: нужно двигаться от Николаевского вверх по Амуру, а в Забайкалье готовить сплав войск для защиты Петропавловска. А Завойко я напишу, чтобы ускорил работы по возведению батарей. А то ведь, я знаю, с той поры, как мы там побывали, вряд ли много было сделано. С российским разгильдяйством не всегда справляется даже смертельная опасность.

1

– Не-е, Гриня, на заводе было куда как легше, – тяжело дыша и отирая малахаем обильный пот с лица, сказал Кузьма. Из-под распахнутого кожушка валил пар: морозец стоял изрядный. – Из огня да в полымя сунул нас генерал…

– Дурной ты, Кузя, и не лечишься, – беззлобно ответил Григорий, как и друг, утираясь шапкой. – Силы у тя на рупь, а выносности – на полушку. Застоялся ты у своей плавильной печи, а служилому казаку выносность надобна. Кому нужон казак, который ничо не могёт?

– Да ты-то откуль знашь? Сам-от не служил ни разу!

– Не служил, – легко согласился Гриня, – да мы с тятей у казаков избы рубили, так я любопытничал. Старикан там один был занятной, Ведищев Корней Захарович, дак он мне столько понарассказывал!..

Парни сидели на поваленной лесине на таежной опушке, неподалеку от заводского поселка, вместе с другими молодыми казаками. Отдыхали.

Первая рота пятого батальона Забайкальского казачьего войска занималась зимними полевыми учениями. Рота была сформирована из бывших приписных крестьян Газимуровского завода, командовал ею Шамшурин. Бывший нерчинский исправник не ожидал, что вернется на военную службу да еще в казачье войско. Но он чуял, что к нему растет недоверие со стороны начальства, и тут ко времени подоспел призыв наказного атамана и военного губернатора Забайкалья генерала Запольского, который, срочно формируя Главное правление новой области и штаб войска, обратился с приглашением к чиновникам и отставным офицерам в Иркутской губернии. Такой ход генералу подсказал Дмитрий Иринархович Завалишин, ставший, по рекомендации генерал-губернатора, чуть ли не официальным советником атамана. И многие, надо сказать, откликнулись и получили должности. Шамшурину дали роту и чин подъесаула.

Новых казаков учили ползать по-пластунски произведенные в урядники армейские старослужащие. Сам командир роты прошелся вдоль строя перед началом учений, распушил небрежно одетых – а таких было много, поскольку казачью форму еще не выдали, и новобранцы одевались, кто во что горазд, – и отбыл по своим делам. Сотник, заместитель командира, приказал хорунжим разбить роту на десятки, а урядники стали гонять рядовых ползать по глубокому снегу с кое-как вытесанными из досок «ружьями». Раз за разом, до полного изнеможения.

У парней, непривычных к ползанию вообще – нужды такой в жизни как-то не возникало, – получалось плохо: кто-то приподнимался на локтях, кто-то на коленках, выставляя кверху зад, – и по тем, и по другим тут же прогуливалась палка урядника, не так чтобы очень уж сильно, однако весьма чувствительно. Когда Кузьму в третий раз «приласкали» батогом, он встал, вырвал палку из рук пожилого «учителя» и с треском переломил ее – даже не через колено, а просто согнул и сломал. А батожок был толщиной пальца в три, а то и все четыре. Урядник испуганно посмотрел на парня, а тот процедил сквозь зубы: