Секретный пилигрим - Джон Ле Карре

А потом посылаешь им свою письменную работу, продолжал он.

Они бесплатно исправляют ее и дают советы, продолжал он.

И в первый раз даже не нужно писать в Москву. У них есть почтовый ящик в Люксембурге.

* * *

Он погрузился в молчание, но не очень опасное. Тем не менее я перепугался, как бы его транс не закончился слишком быстро. Я вышел из его поля зрения и встал в углу комнаты позади него.

– Какой адрес вы им дали, Сирил?

– Этот, разумеется. А какой еще я мог им дать? Поместья в Шропшире? Или виллы на Капри?

– А фамилию свою вы им тоже назвали?

– Конечно, нет. Ну, Сирил – да. То есть любой может быть Сирилом.

– Молодчина, – сказал я одобрительно. – Сирил, а дальше?

– Немо, – заявил он гордо. – Мистер С.Немо. “Немо” по-латыни означает “никто”, как вам, наверное, известно.

Мистер С.Немо. Похоже, пожалуй, на мистер А.Пэтриот.

– Вы указали свой род занятий?

– Не настоящий. Вы опять глупости говорите.

– Так что же вы указали?

– Музыкант.

– Они интересовались вашим возрастом?

– Конечно. Как без этого? Им же надо знать, подходите вы или нет, если приз выиграете. Малолетним же призы не дают, так ведь? Нигде.

– А семейное положение – женат, не женат – вы это тоже сообщили?

– А как же иначе: ведь приз присуждался и семейным парам! Нельзя же выдать приз одному лицу, не учитывая его супруги. Это же неприлично.

– А что вы отправили, скажем, в первый раз, вы помните?

И на сей раз он сделал скидку на мою тупость.

– Тупица. А что, по-вашему, я им послал? Чертовы логарифмы? Пишешь, что согласен, получаешь бланки, заполняешь их, получаешь их люксембургский почтовый адрес, приходит учебник – и ты принят. А потом делаешь то, что Борис и Ольга предлагают делать в своей программе, не так ли? “Сделайте упражнение на стр. 9. Ответьте на вопросы на стр. 12”. Вы что, в школу совсем не ходили?

– И вы преуспевали. В Главном управлении говорят, что у вас ум как энциклопедия, когда вы им пользуетесь. Это мне сказали. – Я сообразил, что лесть ему очень по душе.

– Между прочим, я не просто преуспевал, спасибо Главному управлению. Да будет вам всем известно, я претендовал на звание их лучшего ученика. Кое-какие преподаватели прислали мне кое-какие письма, причем некоторые с весьма похвальными отзывами, – добавил он, расплывшись в улыбке, возникавшей в ответ на похвалу. – Да будет вам известно, мне доставляло огромное удовольствие приходить в понедельник утром на работу, имея в кармане одно из этих маленьких писем и не говоря никому ни слова. Уж я-то мог рассказать вам кое-что, если бы захотел, думал я. Но я этого не делал. Я предпочитал держать это при себе. Я предпочитал своих друзей. Не хотел я, чтобы эти животные отпускали грязные шутки по поводу Ольги и Бориса, нет уж, благодарю покорно.

– И вы отвечали этим учителям?

– Только как Немо.

– Но вы с ними больше ничем этаким не занимались? – спросил я, пытаясь представить, определил ли он для себя границы, которые не мог переступить в этой своей первой тайной любовной истории. – То есть, если вам задавали простой вопрос, вы давали прямой ответ. Вы не конфузились.

– Ничуть! И причин для этого не было! Я старался быть предельно вежливым, подобно моим преподавателям. Это были профессора, а некоторые даже академики. Я был благодарен и прилежен. Это было самое малое, что они заслужили, учитывая, что обучение было бесплатным, добровольным и организовано в интересах развития взаимопонимания между людьми.

Опять во мне проснулся охотник. Я рассчитывал ходы, которые они должны были сделать, ведя с ним игру. Я пытался представить, как бы я сам повел эту игру, придумай Цирк что-нибудь столь же совершенное.

– И, наверное, после первых успехов стали приходить более серьезные задания: вместо простых стандартных упражнений – сочинения, эссе?

– Когда Совет преподавателей в Москве пришел к выводу, что я созрел для этого, да, меня перевели в категорию “свободного стиля”.

– Вы помните, какие темы вам давали?

Он покровительственно рассмеялся.

– Неужто вы думаете, что я их забыл? Пять ночей на каждую тему со словарем? Два часа сна, если повезет? Очнитесь, Нед, будьте добры!

Я виновато хмыкнул, записывая его слова.

– “Моя жизнь” была первая тема. Я рассказал им о “Танке”, не называя ни имен, разумеется, ни характера работы, естественно. Тем не менее, не стану отрицать, там присутствовал определенный элемент социальной оценки. Я подумал, что Совет имеет право знать это, особенно раз действует гласность и рушатся многие преграды на благо всего человечества.

– А следующая тема?

– “Мой дом”. Я рассказал им о своих планах соорудить бассейн. Им это понравилось. И о приготовлении пищи. Один из них – известный кулинар. После чего мне задали написать сочинение на тему “Мое любимое времяпрепровождение”. Я мог бы написать очень много, но не написал.

– Вы, наверное, описали свое увлечение музыкой?

– Не угадали.

Его ответ до сих пор звучит у меня в ушах как обвинение, как вопль товарища по несчастью. Как безнадежная мольба, посланная в эфир человеком, который, подобно мне, жаждал любви, пока еще не поздно.

– Я написал, что мое любимое времяпрепровождение – это “хорошая компания”, да будет вам известно, – сказал он, и его щеки мгновенно раздвинулись в диковатой улыбке. – Тот факт, что покуда в моей жизни мне нечасто везло с хорошей компанией, не мешает мне радоваться тем редким случаям, когда такое бывало. – Похоже, он запамятовал, что уже ответил на вопрос, и вдруг сказал то, что я мог бы сказать о Салли: – У меня было чувство, будто я отрекся от чего-то в своей жизни, а теперь желаю получить назад.

– Вашими более серьезными работами там тоже восхищались? Они тоже произвели на них впечатление? – спросил я, продолжая усердно заносить все в блокнот.

Он опять ухмыльнулся.

– Сдержанно, я полагаю. Отчасти. Кое-чем. С оговорками, естественно.

– Почему вы так считаете?

– Потому что в отличие от некоторых у них хватило учтивости и добросердечия, чтобы высказать свою признательность. Вот почему.

Высказали они ее, поведал Фревин, причем мне почти не пришлось его понукать, через некоего Сергея Модрияна, первого секретаря Советского посольства в Лондоне, которому в качестве преданного местного представителя Московского радио было поручено откликнуться на молитвы Фревина.

Подобно всем добрым ангелам, Модриян прибыл без предупреждения и в одну промозглую ноябрьскую субботу появился на пороге дома Фревина с дарами своей солидной конторы: бутылкой “Московской” водки, банкой севрюжьей икры и невысокого качества альбомом о балете Большого театра. А также с прекрасно напечатанным письмом, в котором за исключительные успехи в изучении русского языка мистер С.Немо провозглашался почетным студентом Московского государственного университета.