Лето потерянных писем - Ханна Рейнольдс

Когда мы вышли на улицу, солнце светило так ярко, что нам пришлось щуриться и потянуться за темными очками. Мама подняла лицо к солнцу и улыбнулась, яркая и всепоглощающая, как звезда. Она – моя мама – будет сиять вечно. Потом мама посмотрела на меня.

– Как смотришь на то, чтобы собрать деньги на помощь беженцам и поступить в любой понравившийся тебе колледж?

– Прекрасно.

– Хорошо. – Она вытащила телефон, набрала номер, и я услышала, как на другом конце трубку взял папа.

– Привет, дорогой. – Мама посмотрела на меня, ее глаза сияли от искреннего восторга. – Рада тебе сообщить, что ты, как оказалось, женился на очень богатой женщине.

Позвольте, я расскажу вам историю.

Много лет назад в семье ювелиров в заросшем лесом городке у кромки моря родилась девочка. Она была счастлива – ее любили и оберегали, но в возрасте четырех лет семья отослала ее ради ее же безопасности. Они вшили в подол ее платья потрясающее ожерелье из бриллиантов. Девочка переплыла океан и оказалась в стране, где говорили на языке, который был ей незнаком. Ее отправили к незнакомцам на открытый всем ветрам остров, в превосходный дом под названием «Золотые двери». Она влюбилась в парня, но оказалась слишком бедной, чтобы выйти за него замуж. Этот парень в итоге предал ее, потому что считал, что только так сможет вернуть любимую обратно.

Позвольте, я расскажу вам иную историю. Много лет назад в Нью-Йорке родилась девочка. Она выручала родителей в их магазинчике, училась и помогала своим младшим сестрам с домашней работой. Она была очень умной и закончила колледж, вышла за чудесного мужчину, родила двоих детей и получила работу, которая позволяла ей оплачивать кредит, отпуска и откладывать деньги на обучение детей.

Вторая история не такая увлекательная, как первая. Узнав ее, никто не станет охать, таращить глаза или плакать. В ней нет ничего мрачного, печального или романтичного.

Но эта история о настоящем. История, в которой девушка берет инициативу в свои руки, в которой она открыла свою фирму, в которой она просто взяла и проложила себе дорогу в жизнь. Эта история – реальна. Это история с сильной героиней. Мы мало об этом рассказываем. Не всегда признаем, что эта история – одна из самых главных. Героиней этой истории стала моя мать.

Я покинула Нантакет в суматохе слезливых прощаний, объятий и обещаний не пропадать. Обняла миссис Хендерсон, Элли Мэй и Джейн, помахала им на прощание и столкнула по ступенькам крыльца свой чемодан – в точности как толкала его вверх несколько месяцев назад. Мы с мамой покатили наш багаж по яркому центру города – такому же колоритному и чисто американскому. Я мысленно прощалась со всем, что видела, и пыталась запечатлеть эти картинки в своей памяти. Отяжелевшие ветви деревьев, кривые тротуары, вывески, цветочные горшки.

Потом настало время подниматься на борт парома и прощаться в последний раз. Мы с мамой стояли у поручней судна и смотрели, как вдали исчезает Нантакет, пропадая среди сверкающего синего моря.

За один короткий час мы доплыли до Хайанниса, где нас ждал папа с машиной и объятиями. Мы положили вещи в багажник и отправились через Кейп, преодолели пробки на мосту и выехали на магистраль. Океан сменился деревьями, соль – лесным запахом. Спустя часа три мы добрались до дома, свернули с шоссе на извилистые дороги Саут-Хэдли, проехали по улицам, выученным мной еще лет десять назад, и свернули на дорожку у нашего дома.

А дальше со всем разбиралась мама.

Она наняла адвоката. Связалась с музеями. Переговорила со специалистами по реституции. У музеев и частных коллекционеров денег и адвокатов больше, чем у нас, но у них нет нашей истории, а мама убедилась, что нашу историю прознали буквально все. После того, как местная газета опубликовала наш рассказ, его репостнул Твиттер. Далее история попала в новости BuzzFeed, HuffPo, «Бостон глоуб» и «Нью-Йорк маймс». Рассказ про бриллианты, нацистов и потерянную историю? Люди внимают таким с удовольствием.

Возможно, драгоценности семьи Голдман стоили кучу денег, но большинство музеев решили, что хороший пиар стоит намного дороже.

– Что нам со всем этим делать? – в замешательстве спросила мама после того, как нам отправили пару сапфировых сережек стоимостью в двадцать тысяч долларов.

– Ты смеешься? – спросил папа, сидя за ноутбуком, и поправил на носу очки. – Я надену их на работу.

Мама задавала вопрос не совсем всерьез: несколько изделий мы оставили себе, а большую часть продали музеям, чтобы оплатить учебу в колледже мне, Дэйву, а также всем нашим двоюродным братьям и сестрам, потому что, разумеется, деньги принадлежали не только маме, но и двум ее младшим сестрам и их семьям. Мы связались с музеем Изобразительного искусства в Бостоне, уточнив, не захотят ли они провести аукцион для большей части изделий, и они согласились.

– Мы не обязаны это делать, – сказала мама перед тем, как отправить письмо с подтверждением. Мы сидели в гостиной, и на экранах наших компьютеров были открыты кучи окон и вкладок. Я переняла эту неупорядоченность от нее: в папином ящике было ноль входящих, а мамин насчитывал примерно десять тысяч непрочитанных сообщений, отчего у папы случалась колика. – Я про ожерелье бабушки. Ты можешь оставить его себе.

Я взглянула на ожерелье, которое выложила на колене просто так, потому что мне нравилось на него смотреть. Мои прабабушка и прадедушка были ювелирами. Отличными ювелирами.

Отчасти мне хотелось оставить его. Бабушка так жаждала его вернуть, что неудивительно – это единственная оставшаяся ей от родителей вещь и огромный пласт финансовой стабильности. А я все лето провела в поисках того, что тогда случилось.

И все же.

Это ожерелье было тесно связано с Ноем. Я хотела смотреть на него вечность и хотела больше никогда его не видеть.

– Нет, – ответила я маме. – Ожерелье – самый ценный предмет в коллекции. Оно принесет много денег. А я считаю, что важно пожертвовать эти деньги.

Поэтому мама отправила письмо, и по глупейшей и дикой мысли я снова решила, что тем самым будто обрываю связь с Ноем.

Мне прекрасно удавалось отвлечься от мыслей о нем, обратив все свое внимание на ювелирные изделия семьи Голдман, разбросанные по всей Европе. В основном я не думала о Ное. В основном мне удалось запаковать его в маленькую коробочку у себя в голове.

Но по ночам коробка открывалась, и наружу выходили демоны, а на дне не оставалось ни Пандоры, ни надежды. Ничего.

Я по нему скучала.

Но это не означало, что я приняла неверное решение. Лучше полный разрыв. Лучше забыть о нем.

Так ведь?

Или я просто боялась? Меня больше пугали отношения, чем то, что мою гордость заденут? Возможно. В конце концов, в отношениях ты полностью отдаешься своему партнеру. Будто бросаешься в пустоту с полной беспечностью. Это приводило в ужас.