Заводная - Паоло Бачигалупи

— Перестаньте. Смерть еще не дает вам права так неуважительно о нем говорить.

Ее парни встряхивают химические фонарики, и деревню заливает резкий свет. Местные мечутся, как перепуганные куры, прячут провизию и животных, кто-то пробует обойти оцепление: бежит по воде, ныряет в пруд, хочет выплыть на другой стороне, но там их ждут расставленные Каньей сети, и люди, попав в ловушку, беспомощно колотят ногами посреди грязной ямы с креветками.

— Как ты можешь называть его своим командиром, если мы оба знаем, кому ты на самом деле служишь?

— Замолчите.

— Трудно, наверное, под двумя-то начальниками? Оба ездят на тебе, как на…

— Заткнитесь!

— Что? — вздрагивает Паи.

— Ничего. Так, задумалась.

Помощник смотрит на селян и говорит:

— Думаю, они готовы к вашему появлению.

Канья встает, и все втроем — она, Паи и самодовольно улыбающийся Джайди, хотя его не приглашали, — шагают вниз по насыпи. У нее с собой уже захватанная грязными пальцами фотография одного из трех мертвецов. Канья показывает ее местным и, светя фонариком то на снимок, то на их лица, следит, не узнает ли кто этого человека.

Если один только вид белого кителя заставляет обычных людей говорить, то с рыбоводами всегда непросто. Канья хорошо знает этот народ: читает их жизнь по мозолям на руках, по вони определяет, удачно ли идут дела, по смраду из прудов — много ли погибло рыбы. Она понимает, что в их глазах похожа на очередного калорийщика, который ищет следы генвзлома. Но загадка не решена, и Канья светит в лица, а люди один за другим отводят взгляды.

— Знаешь его? Разве родные не ищут этого человека? — спрашивает она очередного фермера. Тот смотрит на снимок, потом на ее форму и говорит:

— Нет у него никаких родственников.

Канья чуть не подпрыгивает от удивления.

— Выходит, знаешь. Кем он был?

— Был? Выходит, помер?

— А что, похож на живого?

Они оба разглядывают бледное застывшее лицо на фотографии.

— Говорил я ему — есть работа получше, чем на фабрике вкалывать. А он не слушал.

— Значит, в городе работал?

— Так и есть.

— Где именно?

Человек мотает головой.

— А жил где?

Он показывает в сторону темного дома на сваях.

— Хижину — на карантин, — командует Канья, потом поплотнее завязывает маску и входит внутрь, светя фонариком по сторонам. Мрачное место. Странное, пустое, полуразрушенное. Луч выхватывает стоящую в воздухе пыль. От мысли, что это дом мертвеца, у Каньи возникает нехорошее предчувствие. Его дух еще может быть здесь, бродить голодным призраком, злиться на то, что до сих пор не покинул этот мир, что его заразили или даже убили. Она осматривает немногочисленные пожитки, еще раз обходит дом и, ничего не обнаружив, шагает наружу. Вдали в зеленом зареве стоит город, куда сбежал тот человек, потеряв надежду прожить разведением рыбы.

— Ты точно не знаешь, где он работал? — спрашивает Канья человека, который указал на дом. Тот лишь качает головой. — Название фабрики? Хоть что-нибудь? — Она старательно скрывает подступающее отчаяние. Ответ все тот же.

Канья с досадой обводит взглядом темную деревню. Трещат сверчки, монотонно поскрипывают бежевые жучки. Вот оно — то самое место, разгадка рядом, но где же нужная фабрика? Ги Бу Сен прав: стоит взять да спалить весь промышленный район. В прежние времена, когда кители обладали большой властью, не было бы ничего проще.

— Теперь-то готова жечь? — слышен рядом смешок Джайди. — Начинаешь меня понимать?

Она пропускает его слова мимо ушей. Неподалеку стоит девочка — пристально смотрит, но едва ее замечают, тут же отводит глаза. Канья трогает Раи за плечо:

— Вот кто знает.

— Эта?

Девочка, похоже, готова в любую секунду сбежать, поэтому Канья осторожно присаживается поодаль и подзывает ее к себе:

— Эй, как тебя зовут?

Та явно нервничает, но не может не подчиниться кителю.

— Подойди поближе и скажи мне свое имя, — снова подманивает ее Канья.

Девочка делает несколько шагов вперед и шепотом сообщает:

— Маи.

— Ты ведь знаешь, где работал этот человек?

Глядя на фотографию, девочка мотает головой, но ясно, что лжет. Все дети — страшные вруны, и Канья была такой же. Когда белые кители спросили, где ее семья прячет карпов на развод, она показала на юг, и те, улыбнувшись по-взрослому, пошли на север.

— Ведь ты понимаешь, какая это опасная болезнь? — спрашивает Канья, протягивая фотографию.

Девочка в нерешительности.

— Вы сожжете деревню?

— Конечно же нет. — Пряча сильное волнение за улыбкой, Канья успокаивает: — Не волнуйся, Маи. Я понимаю твой страх — сама выросла в такой же деревне, знаю, как тут трудно. Но ты должна помочь мне найти источник этой болезни, или умрет много людей.

— Мне запретили говорить.

— Правильно, мы все должны выполнять приказы хозяев. Но еще мы обязаны быть верными ее королевскому величеству, а она хочет, чтобы все жили в безопасности. Королева разрешила бы нам помочь.

Немного помешкав, Маи говорит:

— Там, на фабрике, было еще трое.

Канья, кое-как скрывая жгучий интерес, подается вперед.

— На какой фабрике?

Девочка снова нерешительно замолкает.

— Только подумай, сколько пхи станут тебя проклинать, если ты дашь людям умереть, прежде чем камма позволит им перейти в новую жизнь.

Маи думает.

— Сломаем ей пальцы — все и расскажет, — встревает Паи.

Девочка вздрагивает, но Канья берет ее за руку и успокаивает.

— Не бойся. Он, конечно, тигр, но я держу его на поводке. Не тронет. Но, пожалуйста, помоги нам спасти город. Помоги спасти Крунг Тхеп.

Маи смотрит на дрожащее в воде отражение Бангкока.

— Фабрику закрыли. Вы закрыли.

— Очень хорошо. Только надо убедиться, что болезнь не пойдет дальше. Как она называется?

— «Спринглайф», — нехотя отвечает Маи.

Канья морщит лоб, припоминая.

— Пружинный завод? Им чаочжоуские китайцы владеют?

— Нет. Фаранг. Очень богатый фаранг.

Канья садится поближе.

— Расскажи-ка поподробнее.

У двери его квартиры, съежившись, сидит Эмико, и Андерсон понимает, что поначалу спокойный вечер может закончиться чем угодно.