Хрущев - Уильям Таубман

Хрущев никогда не был идеологом, однако «вольнодумство» Маленкова вызывало у него такой же протест, как и попытки последнего укрепить государственную бюрократию за счет партийного аппарата. В ноябре 1953 года Маленков обвинил высших партийных чиновников в коррумпированности и пригрозил вывести органы государственной власти из-под их контроля. Его речь была встречена «гробовой тишиной»: на лицах слушателей «недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность со страхом, страх с возмущением». И тогда раздался из президиума голос Хрущева: «Все, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат — это наша опора». И зал взорвался восторженными аплодисментами97.

Программа Хрущева также основывалась на реформе сельского хозяйства. По утверждению Молотова, Хрущев «решил ввести новую политику» и «негодовал», когда Маленков опередил его своими августовскими предложениями. Хрущев «не мог ни забыть, ни простить», добавляет Микоян, того, что «вся слава» досталась Маленкову. Вот почему на сентябрьском пленуме ЦК Хрущев попытался вернуть себе инициативу98. В более открытом обществе принятие решений включало бы в себя обязательное широкое обсуждение, слушания в законодательных органах и парламентские дебаты. Здесь же двое помощников Хрущева, двое редакторов «Правды» и один специалист-агротехник проводили дни и ночи за закрытыми дверями одного из кабинетов ЦК на Старой площади, пытаясь определить истинную глубину кризиса сельского хозяйства, требуя от Центростата точных цифр и получая в ответ раздутую статистику, которой чиновники надеялись порадовать начальство99.

Несмотря на все усилия статистиков, было очевидно, что сельскому хозяйству грозит катастрофа. Хрущев прямо сказал об этом на пленуме — и завоевал репутацию человека, который не боится смотреть горькой правде в лицо. Более того, стало очевидно, что Маленков лгал в 1952 году, уверяя, что проблема с зерновыми «решена». Четыре месяца спустя, направив коллегам по Президиуму еще более откровенную записку по тому же вопросу, Хрущев в первой же фразе процитировал — хоть пока и не называя имени Маленкова — заявления из его доклада100.

Предложения Хрущева во многом повторяли идеи Маленкова: снижение налогов, повышение закупочных цен, развитие индивидуального хозяйства. Все это, несомненно, имело смысл — однако по большому счету не устраивало самого Хрущева. Несмотря на всю свою практичность и мужество, он не мог принять самого принципа, лежащего в основе реформ, — принципа освобождения крестьян от коллективизации101.

Сентябрьская речь Хрущева сделала его ведущим в правительстве специалистом по сельскому хозяйству. Другие руководители могли возлагать вину за плохие урожаи на погоду или прошлые испытания — но не Хрущев. В 1955 году он начал свою очередную речь по этому вопросу таким вступлением: «Товарищи, идет уже 38-й год Советской власти. Срок немалый. Значит, ссылаться на Николая II нам уже стыдно (смех в зале), его давно нет в живых». На другом собрании Хрущев заявил: «Народ говорит нам: „Мясо будет или нет? Молоко будет или нет? Штаны хорошие будут?“ Это, конечно, не идеология. Но нельзя же, чтобы все имели правильную идеологию, а без штанов ходили. (Смех. Аплодисменты.)»102

Под реформами, предложенными Маленковым и развитыми Хрущевым, имелась в виду прежде всего реорганизация уже имеющихся колхозов и совхозов. Следующее предложение Хрущева — уже целиком его собственное — было новым и неожиданным: ударное освоение так называемой целины — нетронутых степей Казахстана и Западной Сибири103. Казахские партийные руководители, с которыми консультировался Хрущев, были против этой идеи, опасаясь, что исконно казахские земли перейдут в руки русских и украинских крестьян, — однако в 1953 году они еще не смели возражать открыто. Вместо этого они попытались принизить ценность потенциальных полей. «Казахстан — область скотоводческая, а не земледельческая. Не стоит развивать целину», — заявил первый секретарь ЦК КПК Жумабай Шаяхметов. «Но неужели мы не сможем распахать хотя пятьдесят тысяч гектаров? — спрашивал Хрущев своего помощника Андрея Шевченко. — Родные мне писали, что и сто тысяч сможем»104.

Своим родственникам, проживавшим в Северном Казахстане, Хрущев доверял больше, чем лидеру казахской компартии, в выступлении которого он усмотрел «вирус национализма». Поэтому Шаяхметова вскоре заменил украинец Пантелеймон Пономаренко, а его первого заместителя — Леонид Брежнев, а Андрей Шевченко отправился изучать обстановку в Казахстан и Западную Сибирь. Два месяца спустя, когда Шевченко вернулся, Хрущев лежал в постели с высокой температурой. Нина Петровна предупредила Шевченко, что Хрущева «нельзя волновать» — однако тот настоял на том, чтобы его выслушать, затем приказал составить документ с предложениями, подписал его и почти без изменений направил в Президиум.

В записке обещалось быстрое достижение значительных результатов (не меньше 13 миллионов гектаров распаханной земли за два года, 2,3 миллиона в одном 1954 году)105 вполне «идеологически выдержанными» мерами. Вместо подкупа крестьян «индивидуальными материальными благами» можно было сыграть на энтузиазме и любви к приключениям, свойственным молодежи. Советская система умела мобилизовывать большое число людей и техники; Хрущеву нравилось думать, что у него в этом особый талант. Кампания по освоению целины предоставляла Хрущеву возможность сыграть любимую роль: объявить об опасности, призвать отважных коммунистов и комсомольцев на борьбу с ней, вдохновить их на бескорыстные подвиги ради общего блага и, в конце концов, торжественно отпраздновать победу.

Весной — летом 1954 года специальными поездами отправились на восток триста тысяч хрущевских «добровольцев», по большей части — горожане, неподготовленные к суровым походным условиям и не менее суровому сибирскому климату. Пока добровольцы воздвигали палаточные городки, Хрущев организовывал подвоз десятков тысяч тракторов и комбайнов. Старые, нецелинные пахотные земли, лишенные необходимой сельскохозяйственной техники, приходили в еще большее запустение, что повышало ставки в игре Хрущева106. Он рисковал не в одиночку: большинство коллег поддерживали его даже после того, как он объявил об удвоении объема земель, которые предстояло окультурить. Через несколько лет кампания по освоению целины обернулась экономической и экологической катастрофой — но зато позволила Хрущеву проявить лидерские качества, которых так недоставало Маленкову.

Хрущев «открыл» Кремль не только в переносном, но и в самом прямом смысле слова. При Сталине древний архитектурный комплекс был закрыт для всех, кроме высшего эшелона партийной элиты. С 1920-х годов в Кремле жили высшие партийные лидеры — Молотов, Каганович, Микоян и Ворошилов. За несколько месяцев до смерти Сталина Сергей Хрущев вместе с несколькими школьными товарищами, пройдя долгий утомительный досмотр, сумел побывать за кремлевскими стенами. А уже в 1954 году по предложению Хрущева в Кремле впервые было проведено детское новогоднее представление, и затем его ворота распахнулись для посетителей. Ворошилов жаловался, что теперь спокойно погулять возле дома не может; не таков был Хрущев — он любил гулять по Кремлю среди туристов, которые обычно его не узнавали, ибо им и в голову не приходило, что руководитель страны станет ходить среди простых людей без охраны107.