Там, где хочешь - Ирина Кудесова

— Я попрошу… — Марина колебалась: спросить — не спросить; и все-таки спросила: — А как Ноэль?

— Не знаю. Он дома почти не ночует.

Почему такое ощущение, что ее толкнули?

— Да, Марина, он уже перевернул страницу.

Почему кажется, будто в сердце вошло что-то острое? Для этой женщины отношения ее сына с русской девочкой были из области «дочитал — перелистнул». Нет, историю двоих никому не позволено называть перевернутой страницей! Ноэль так никогда не сказал бы. Не живите в чужом доме.

Поднялись к Триумфальной арке, сели под зонтиком кафе “Georges V”.

— Не переживай. Она тебя не хотела, и всё.

Стемнело. Народ тянулся вниз по Елисейским, Поль не выдержал:

— Ну хватит, пошли.

Его раздражали ее слезы на пустом месте, никуда идти не хочет, талдычит об эксе и его родичах. А к сцене уже не проберешься.

Она вернулась бы в отель, но с чем-то острым, засевшим в сердце, незачем оставаться наедине.

Площадь была оцеплена полицией. В динамиках звучал голос президента: «Мы напишем новую страницу в истории нашей страны!» Поль взял Марину за руку, потянул в толпу. «На этой знаменитой площади я хочу сказать вам… я вас не предам, не обману, не разочарую». На словах «не предам» толпа ликующе ухнула.

Стоявшие на сцене отображались на гигантском экране — Марина узнала Мирей Матьё с ее неизменной прической.

Над головами поплыла Марсельеза. Голосу Матьё вторила площадь. Пела девушка слева от Марины, двое ребят впереди, махавших флагами, и Поль на припеве не выдержал. Марина не знала на память слов, и различить их в этом гудении было трудно. Но она не ощущала себя чужой. Ей вдруг стало спокойно. Улыбнулась — вот и президент сказал: «Мы напишем новую страницу…» Зачем волочить за собой прошлое, как узник — ядро? Ведь не оно цепляется за тебя, это ты за него цепляешься. И стоит встать под звездное городское небо, запрокинуть голову и принять в себя летящие над тобой голоса, десятки тысяч голосов, в которых звенит радость, как из глубины твоего «я» поднимется покой. И ты отпустишь вчерашний день.

Он был по-своему прекрасен. И он кончился.

Вдоль бульвара Жоржа Сёра жались друг к другу частные домики — будто выстроили их в ряд для коллективной фотографии, и крайние, боясь не войти в кадр, теснили тех, кто в середине. Марина остановилась напротив бледно-желтого, с белыми ставнями, — нажала кнопку звонка.

Никого. Айко прилетела и сразу в город поехала; к восьми обещала быть дома. В Токио пятый час утра… может, уснула? Наверно, лучше уйти. Но если она просто еще не вернулась?

Марина села на крыльце.

Днем получила эсэмэску с адресом в Нёйи, буржуазном уголке подпарижья, на острове Жатт, который Сёра прославил. Его картину Марина помнила до точечки — она когда-то увлекалась французским пуантилизмом — залитый солнечным светом берег реки и крадущаяся тень… Остров Жатт: конечная станция метро, мост через Сену, ступеньки, ведущие с моста в маленький парк. Садись у острова на носу и смотри, как река расходится на два рукава, бьется о бетонный берег. Два рыболова — дед и внук — сидят неподвижно, удочки длинные, уходят в небо. Птичий гомон… Пташка с рыжим брюшком и в шапочке цвета морской волны вертит черной иглой клюва, переступает тощими красными лапками. Повернулась спиной: там все голубое-синее… красавец-птиц, как звать — неизвестно.

Солнечный день.

Здесь же, в парке, — полтора десятка ульев. Пчелы спешат в домики, идут в лобовую атаку на тех, кто вылетает. Марина смотрит на их суету; шмель ударился в плечо, отскочил мячиком.

Чуть дальше — рыбный музейчик, там бассейн с рыбешками. Рыбешки задирают головы, складывают губы трубочкой: «Крошек! Крош-ш-шек нас-с-сыпь!» Одна, жирная, красная, размером со здоровенного карася, кажется, запросто уплетет полбагета.

— Не поверите, это золотая рыбка, — рядом вырастает служитель с бородкой клинышком.

— Золотая рыбка Матисса? — улыбается Марина. — Они же маленькие.

— Мы выловили ее в Сене. Кто-то выбросил, так она разъелась на вольных харчах!

Да-да. В известном фильме мать маленькой Амели Пулэн кидает с моста в реку несносную золотую рыбку по имени Кашалот, пытавшуюся свести счеты с жизнью, выпрыгивая из аквариума…

— Карликовые сомики, рыба-кот, осетры… — Дядечка с бородкой-клинышком тычет пальцем в рыбьи чучела с разинутыми зубастыми пастями. — А вот флоридские черепахи. Древняя бабуля отдала — они ее внуков переживут.

Три крупные тортилы греются на камне под лампой. После развода Корто исчез.

— Это зимородок, редкостный собственник.

Чучельце: рыжее брюшко, шапочка цвета морской волны.

— Семейная чета в радиусе двух километров гоняет сородичей, включая выросших птенцов. У нас на острове, правда, уживаются три пары: в Сене рыбки на всех хватает…

Скучно дядечке! Уходя, Марина заглядывает в бассейн:

— Пока, Кашалот.

До встречи с Айко два часа. Можно выпить чашку горячего шоколада в кафе на берегу. Дядечка сказал, что с террасы запросто увидишь плывущую нутрию.

Сидя на ступеньке лестницы частного дома на острове Жатт, Марина поймала себя на том, что волнуется. По скайпу не разговаривали, и сейчас Айко ограничилась эсэмэской. Да и фотографию не попросила — ей совсем не интересно, на что она, Марина, похожа.

Время к девяти. Никого.

Ожидание.

Айко — кто она? Просто строчки на экране компьютера. Иллюзия, мечтание. Ведь надо было навоображать, что выдастся работать с ней! Она же с сумасшедшинкой, Айко. Наверно, забыла о встрече. Сумасшедшинка обязывает.

Марина отстучала эсэмэс. Скоро стемнеет, и пойдет она домой. Размотала наушники ipod’a.

Мне всегда говорили — злодейка-судьба

Прочит ласку, но только на деле груба,

Счастье будто дает ни за что, задарма,

И ты тянешь ладонь, и ты сходишь с ума…

Но мне кто-то сказал, что ты любишь меня…

Мимо прошли две седовласые дамы с мопсом: шевелили ртами, как рыбы. В ушах жила только музыка, гитарные переборы, мягкий голос. Марина прислонилась головой к стене, закрыла глаза. Она не слышала, как щелкнул замок в двери. Не видела, как на пороге появилась худенькая девушка с мокрыми длинными волосами, в коротком шелковом халатике цвета беж. Девушка стояла и улыбалась.

— Сена…

За окном вода цвета глины, ветка, зацепившаяся за берег, — не получается у реки ее утащить. Айко заходит в гостиную, вытирая полотенцем волосы.