Искренне ваш Шурик - Людмила Улицкая

После таких приготовлений стало очевидно, что сначала день рождения придется отметить дома – для мамы: попросить Ирину Владимировну все приготовить, пригласить двух маминых подруг, обычно приезжавших на ее дни рождения, пожилую армянскую пару, купившую квартиру покойного Мармелада и заместившую старую дружбу новой, и, конечно, притащится пара бывших девочек, которые все еще пасутся возле Веры. И Светочку можно было бы сюда присоединить для полноты картины… А Сонька не придет, забудет. А уж назавтра с ребятами в ресторан…

По установившемуся в последние годы укладу Ирина Владимировна проводила в Москве сентябрь, налаживала московскую жизнь и уезжала домой к холодам, – у нее в доме было водяное отопление, и она, перенесшая множество разнообразных лишений и испытаний, более Страшного Суда боялась за свои трубы…

Неделю перед Шуриковым юбилеем Ирина провела в счастливом угаре: ее природная щедрость, задавленная изнурительной пожизненной бедностью, расцвела пышным цветом. Шурик заведовал в доме деньгами и выдавал их Ирине на покупки по мере надобности, без ограничений. И тут надобности человека, едва сводившего всю жизнь копейку с копейкой, возросли тысячекратно: она уходила рано утром и приходила с закрытием магазинов, приволакивая набитые сумки. Годы были не изобильные, продукты «выбрасывали» в продажу, выстраивались очереди, но при известных охотничьих навыках можно было хорошо отовариться. После смерти Валерии продовольственные заказы закончились. Но, похоже, Ирина тоже имела «охотничьи» дарования… Вера, глядя на эту продовольственную вакханалию, робко спрашивала, зачем так много.

– Тридцать лет – это дата! – гордо вздергивала головой Ирина, и никто с ней не спорил. Шурик переглядывался с матерью, – оба понимали, что у Ирины Владимировны сейчас свой собственный праздник и значительная роль.

Формальное домашнее торжество, скромное и тихое, обещало превратиться в грандиозный пир… Ирина готовилась к своему звездному часу. Вера чувствовала себя неважно, у нее поднялось давление, и она накануне торжества легла в своей комнате и прикрыла дверь. В большой комнате Шурик составил столы, Ирина вытащила посуду, которую не доставали со смерти Елизаветы Ивановны: стопки тарелок трех размеров, салатницы, вазочки, хренницы и огромное блюдо, рассчитанное, кажется, на кабана…

«Надо было отправить ее в Малоярославец», – запоздало раскаивался Шурик в своей бесхарактерности и неспособности управлять домашними событиями. Но теперь деваться было некуда. Шурик готовил себя к испытанию.

Гостей собралось даже больше, чем предполагалось. В виде сюрприза явились Алла с Катей. Кажется, у Аллочки была тайная мысль случайно встретиться с Женей: она не теряла надежды на его возврат. Впрочем, это не мешало ей время от времени пользоваться Шуриковой разнообразной поддержкой…

Толстенькая неуклюжая Катя с выпавшими верхними зубами остро напомнила Вере о Марии. Вера усадила девочку рядом с собой. Девочка была милая, но сравнения с Марией не выдерживала: ни лучезарной марииной радости, ни яркой прелести в ней не было – одно только пухленькое мясо. По другую руку от Веры сидел Шурик. Возле Шурика – Светлана в белой блузке, со смиренно-хищным видом.

Вера давно уже, с самого отъезда Лены и Марии, лелеяла мысль о женитьбе Шурика. Она бы не возражала против Светланы: девушка, конечно, своеобразная, но сдержанная, воспитанная, рукодельница. И Шурика любит.

Родили бы девочку… Марию, разумеется, никто не заменит, но было бы рядом милое существо… Странно, что всякий раз, когда Вера заговаривала об этом с Шуриком, он обнимал ее, целовал в макушку и шептал на ухо:

– Веруся! И не думай! Я бы женился только на тебе. Но второй такой нет!

Стол гипнотизировал. Еда блестела, как покрытая лаком, и имела слегка бутафорский вид. На длинной вазе, угрожающе приподняв голову, лежал небольшой осетр. Металлическим оружейным блеском отливали перепелки из магазина «Дары природы». Пучились круглые клумбы салатов, четыре немигающих глазка икорниц – два красных и два черных – уставились на гостей. И прочая, и прочая… Расселись в молчании и замерли в неподвижности. Одна только Ирина Владимировна эпилептически билась над столом, что-то подправляя и завершая. Наконец замерла и она. Тогда, чутьем кавказца отметив затянувшуюся паузу, встал сосед Арик с рюмкой в руке и провозгласил:

– Так нальем же бокалы!

Мужчин в застолье было двое – Арик и сам именинник.

– Шампанское! Шампанское! – заголосила Ирина Владимировна, потому что ей показалось, что кто-то взялся не за ту бутылку. Шампанское разлили по высоким рюмкам. Робко ткнули ложки в круглые бока салатов – разорять совершенство…

Арик стоял мягкий, как плюшевый медведь, и квадратный, как «Камаз», с хлипкой рюмочкой в руке, поросшей густым волосом до самых пальцев.

– Дорогие товарищи! – возгласил он дьяконским голосом. – Поднимем наши рюмки за нашего дорогого Шурика, который достиг сегодня своего тридцатилетия…

Шурик переглянулся с матерью, это был целый бессловесный разговор: надо потерпеть… кто же виноват… вечная история, всегда у нас так получается… а как хорошо было бы провести вечер вдвоем… прости, мамочка, что я такой идиот и поддался на провокацию Ирины Владимировны… да что ты, дорогой, это я виновата, я сама должна была все это остановить… делать нечего, надо перетерпеть… и кто позвал этого Арика… это получилось случайно, совершенно случайно… Прости, пожалуйста…

Арик говорил долго и невпопад, начав от Шурика и окончив построением светлого будущего… Это была какая-то Богом проклятая квартира: сначала в ней жил еврейский большевик, храбрый Мармелад, теперь поселился армянский…

Наконец чокнулись, сели и принялись жевать.

Все старались: Катя – вести себя хорошо, не ронять кусочков и не греметь вилкой, Шурик, чтобы всем было удобно, и тарелки не пустели, Светлана – занимать свое место возле Шурика так выразительно, чтобы близость их отношений видна была всем. И белая блузка тоже была не случайно надета: белое – освежает, конечно, но и освещает, и намекает… Вера положила салфетку на колени и старалась не испачкать едой новое платье. Впрочем, она и не ела…

– Тебе чего-нибудь положить? – тихо спросил Шурик, склонившись к матери.

– Упаси Господи! Меня тошнит от одного вида еды, – нежно улыбнулась Веруся.

– Ну, это ты уж слишком. Вообще-то все очень вкусно. Может, немного салата? – Шурик потянулся к вазе.

– Ни за что, – шепнула Вера и улыбнулась самой артистической из своих улыбок: подбородок вниз, глаза вверх…

Ирина Владимировна чувствовала себя вполне счастливой: впервые в жизни ей удалось полностью себя реализовать. Она сделала все, что умела, и все, о чем мечтала в голодные и полуголодные годы: фаршированного капустой гуся, как делала ее бабушка, и пирог на четыре угла, и тельное. И все получилось на славу… К тому же сегодня она собиралась съесть бутерброд с черной икрой, которую в детстве попробовать не успела по малолетству, а в более поздние годы волшебного этого продукта в глаза не видела…