Эхо теней и другие мистические истории - Герр Фарамант

кухня серая, блюдце-пепельница, курим и не смотрим на закрытую дверь. Я уже не плачу. Я тогда… Ну… Ты помнишь. Вот тем вечером я зареклась плакать. Просто курила, молчала, глядела на запотевшее стекло окна, а ты смотрела на меня понимающе, кивала, пила горячий и мятный чай. Ну, добавила только, что всё нормально, что так бывает. Что к нам приходят не только медведи, иногда с нами… Да просто козлы.

Я уже побывала феей.

Залетала на квартирники к котикам. К таким котикам, где все добрые, но кто-то из них однажды станет таким же, как Белая Маска. Котики любят играть на гитаре и холодное пиво. А ещё музыку и мурлыкать, прятаться попарно и по углам.

Вот сначала все вместе, а потом — кто-то — Белая Маска, а кто-то ещё — грустная Кобра с головой растерянной женщины. Такими кобрами становятся те, кто для семьи рвётся из кожи вон. И кто, пусть и плачет, но обещает, что будет любить тебя.

Когда я стану птичкой, будет великий праздник.

В небо выстрелят пушки фейерверков, мне — салют, окружающим — Новый год.

Будут выстрелы, будет гром — и все-все-все будут хлопать, смеяться. А я — я полечу! Высоко-высоко, в россыпи бликов жёлтого, красного, белого. Зелени, синевы. Небеса воссияют переливами разных лун — и каждый взмах моих крыльев отметит их место на своде.

Озёрная фея… Моя озёрная фея.

Я знаю.

Ты ждёшь меня там, на другом берегу, за туманом. У той самой пещеры, в недрах которой вместе с войском почил король.

Я… Ты дождись, милая. Ты просто дождись меня. Я уже, я совсем-совсем скоро.

Я слышу сирены. Слышу стук трамвайных колёс.

Слышу колокол. Утренний колокол. Он золотом бьёт, он говорит: «играйтесь!».

И… Я не знаю. Быть может, всё, что со мной сейчас — это просто какой-то сон.

От меня ничего не останется. Я никогда писать не любила. Ни рассказов, ни книг. Ни записей в дневниках.

Но я подарю вам нечто во сто крат лучшее.

Мои сокровенные, мои дикие, мои ненавистные — и такие родные, мучившие меня и меня спасавшие сны.

Моя песня — ключ. Это ключ в мир, что соткан из рваных образов. Ничего не осталось — лишь череда картин.

Запомните их, пожалуйста.

Запомни вот вот вот ты. Ты, та, кто меня услышала. Ты, тот, кто меня нашёл.

Вы сделали всё, чтоб я восхищалась тем миром, в котором нет места людям. В котором люди — далёкий образ. И так мало из них — свои.

Когда я стану птичкой, мне не придётся мёрзнуть на этом стылом балконе.

Мне не придётся думать о том, где бы достать еду. Не нужно заботиться о том, где поспать, что поделать. Как укрыться от тех, кто противен — и где найти таких, кого бы смогла любить.

Я найду себе домик. Домик маленький, с видом в ночь. И поселюсь на дереве, чьи ветви прячут его от вездесущей, всё знающей злой луны.

Под рассвет я буду стучать в окошко. Мне откроют — и я спою. Спою про себя, про них.

Поднимаюсь сейчас над городом.

На парапет забираюсь.

Город-город! Ты противен, ты мерзок мне!

Я хочу в лес!

В тот густой, ветвистый и сказочный. Тот самый, где вдоль тропинки протекает ручей-река. Я однажды лишь там бывала, в ночь осеннюю, в ночь дождливую.

Вот в ту самую ночь, после которой сказала себе «Не плачь».

А как не плакать?.. Тогда — не знала. Тогда думала о червях и о том, как я стала совсем пустой.

В мире птиц ведь не нужно закрываться от всех в ванной, мыть руки и чистить зубы? Себя всю чистить, всю-всю грязь с грубой кожи до крови, с силой сдирать?

Правда-правда не нужно?

У меня ведь не будет кожи! Только перья, чистые перья — и снежинки на них. Роса.

Знаешь, Аяна… Я вот всё у тебя расспросить хотела. Вот… Вот тогда, когда ты решила взлететь — тебе тоже перегородка мешала? Ты смогла удержаться, стоя на парапете?

Я — как лапками или когтями сейчас, просто держусь за жёрдочку. Чуть-чуть раскачиваюсь, смеюсь, гляжу, как Снегирь сорвался. Как ветка качнулась — и мой гость попрощался со мной.

Он… Он единственный, кто со мной попрощался. Кто сейчас меня видел.

А ты совсем… Совсем ведь сама была…

Я снова вздыхаю.

Сердце бьётся! Мне так волнительно!

Пора, пора! Мне пора!

Наверное, я навещу зайчика. Обязательно клюну лисичку в лоб. Она добрая. Жаль, что так мало виделись.

Когда мой медведь проснётся, то к нему уже придут гости. Он накормит их мёдом. С ночи ещё осталось.

Я дрожу. Не от холода, но от трепета. Во весь рост поднимаюсь. Глубокий вдох — и раскинула руки.

Песня сирен. Да, гиады! Я всех вас слышу!

Вы готовы ко мне?

Тогда, я готова к вам.

Всего лишь миг, единственный шаг — и сильный ветер режет щёки, жмурюсь от восторга и страха.

В полёте раскинуть руки — так сложно — но я постараюсь!

Я должна!

Я смогу!

Я почти!

В тот момент… В тот самый… Вот тот самый… Самый радостный миг…

Воды реки так близко — и так далеко! Лес густой, лес красивый — он летит, он летит вместе, рядом со мной. Блики солнца, весёлые песни людей.

Да, я здесь! Я на сцене — и так скор тот миг, когда я…

Когда…

Когда я стану…».  

Танатофилия

Моей подруге. Второе лицо

Самое лучшее время суток — это когда просыпаешься, и невдомёк: это ещё ночь, или уже ночь. И чтоб густота белая за окном, приглушённый вой ветра, а по стёклам тянется иней. В такое время хорошо заходят гирлянды, прокинутые по стене.

Мерцающие зелёным, красным и синим лампочки, они молчат, но одним только светом включают музыку. Музыку, дополняющую шорох простыни под ладонью. Ложащуюся мелодией на дыхание. Идущую в ритм стуку сердца.

Зимний ритм. По-домашнему тёплый.

— Мика. Ми-ка.

Ты подбираешь колени, упираешься руками в постель, а спиной — в подушку высокую, мягкую, за тобой.

Твоя подруга выгибается хитрой куницей, а ты — ты смотришь на неё, на себя, как будто бы находясь рядом. Видишь сейчас вас обеих со стороны. Себя