Чердынец - taramans

Они постоянно перешептываются, что-то обсуждаю, посмеиваются. Сидят рядом.

Сейчас сложно сказать — какая она будет в будущем. Бывает же, что девчонки-ангелочки, когда вырастают — ничего особенного из себя не представляют! И наоборот — вроде была девчонка — гадкий утёнок, а потом такая пава вырастает — что ты! Но сейчас этот бесенок — хоть на картинку, хоть в «Ералаш» ее — на роль такой… головной боли для родителей и учителей! А «Ералаш» есть уже или нет?

— Лиз! А ты как в школе-то учишься? — я обращаюсь к «шилопопой».

— Вот вроде бы и не старый еще, а памяти — уже нет! — это она сейчас дядьке говорит, даже не взглянув на меня, потом переводит взгляд, — я же уже говорила тебе, что учусь я на «отлично»!

— Ну… может и говорила, да вот — на голову я слаб! Болеет у меня голова! — я стараюсь не улыбаться, глядя на нее.

— Голову — ее лечить нужно! — взрослым, даже — менторским тоном выговаривает мне пигалица, — сейчас запустишь, потом совсем беда будет!

Дядька довольно фыркает, глядит на меня победно: «Знай наших!». Галина пеняет дочери, что вежливой нужно быть со старшими.

— Ха! Это он, что ли старший? На сколько лет? На пять? Ф-ф-ф-ы-ы-ы! — высказывает она пренебрежение разрывом в наших годах.

— Лизка! Прибери язычок, накажу! — Галина смотрит на дочь строго.

В ответ на это, Лизка подбирается по скамье поближе к дядьке:

— Хозяин в доме — мужчина! Вот! И защитник тоже он! — ну да, такая не пропадет! Вон как ее дядька приобнял-укрыл от гнева матери.

Потом мы договариваемся про мотоцикл. Дядька говорит, что с Жилкиным, на машине съездят и купят сами — и выберут, и привезут. Мое присутствие — не обязательно, а только мешать будет.

— Дядь Вов! Только по комплектности — не пропустите ничего! Внимательно — прямо по паспорту проверьте! Если какие-нибудь дополнительные «примочки» будут — тоже берите! — объясняю дядьке, что такое «примочки» — он понимает сразу, только фыркает на само слово.

— И еще. Где-то слышал, что в паспорте указывается дата выпуска. Нужно смотреть, чтобы дата была в середине квартала. Вроде бы — к концу квартала план начинаю гнать, вот и брак часто выходит!

Дядька, подумав, соглашается — что да, такое возможно.

Потом бабушка, долго гремит замками и засовами, достает из какого-то сундука деньги, которые ей принесла мама. Мы все в этот момент сидим на кухне, и даже занавеска в комнату бабушкой опущена и тщательно задернута!

— Тайна вклада гарантируется бабой Машей! — шепчу я всем, чтобы баба не услышала. Галина фыркает, прикрыв рот рукой, дядька — ржет, тоже закрываясь, чтобы не услышали.

— Юрк! — подает голос из комнаты бабуля, — скажи ишшо раз, скольки нада?

— Триста пятьдесят, баба! — я чуть накидываю от стоимости мотоцикла — на всякий случай.

— Ох ты, госпади, деньги-та каки, эта ж чё за дила таки, таки деньги за драндулетку эту платют! — бабушка ворчит.

Дядьке, удивленному «надбавкой», объясняю, зачем — больше:

— Может быть запчасти попадутся какие дефицитные?

— Да там, в «Спорттоварах», у ме… — тут дядька замолкает, потом чуть испуганно кидает взгляд на Галю, — у Юрки Жилкина… продавщицы знакомые… ага…, посмотрим, что там и как! Возьмем, если что-то подвернется.

— Ну конечно же попадутся запчасти, как им не попасться-то, если два таких славных парня в магазин придут! — Галина смотрит на дядьку пристально, тот смущается, — если у Юрки — продавщицы знакомые!

«Да-а-а… дядя! Язык наш — враг наш! Нужно следить за ним, ага!».

Но — чувствую, ничего серьезного дядьке не будет. Галина чуть посмеивается, отвернувшись. Уже уходя, Галя, чуть придерживает меня в сенях, и пребольно ущипнув за задницу, шепчет в ухо:

— А поговорить нам все-таки нужно! Обязательно!

Что-то мне уже хочется всеми способами избежать этого разговора.

Выйдя на крыльцо, я, увидев дядьку с Лизкой на плечах, что-то с ней обсуждающего, и смеющегося, спрашиваю негромко:

— Смотрю — сошлись они хорошо! Здорово же, да?

Галина с улыбкой смотрит, и с некоторой досадой говорит:

— Да балует он ее! Разбалует — она совсем на голову сядет! Все — Лизанька, да Лизанька! Тю-тю-тю, сю-сю-сю… Я уж думаю — ревновать его начать или нет? Шучу-шучу…

Трум-пурум-пу-пум-пу-пум! Каждое утро… встаю, позевывая и потягиваясь… еще не открывая глаз, нашариваю спортивные штаны и футболку, натягиваю их на тело, плетусь в кухню. Бабушка уже встала, где-то в ограде… в стайке небось, где же ей еще быть! Ей и корову надо напоить пойлом, подоить ее, потом и молоко процедить, и разлить по банкам. А потом еще — помыть подойник, и марлечку, через которую цедит — состирнуть!

Уже когда корову погонят в стадо, дед почистит в стайке, вытянет из кормушки недоеденное сено — как называют — «объедья»!

Корову в стадо гонят — к семи утра. Я стараюсь со стадиона вернуться позднее, чтобы и корову самому не гнать, и не встретиться с многочисленным поголовьем скота на пути к оврагу, через который все спускаются на луга. И — с хозяевами этого поголовья. Чаще всего коров гонят старики и старухи, но бывает — и мужики, что реже, или женщин — что чаще. Или дети — разных возрастов. Совсем уж маленьких ребятишек гонять коров не отряжают — коровы, ведь они тоже разные. Одни — уже старые коровы, спокойные, даже — флегматичные, сами идут по изученной годами дороге. Другие — дурные, так и норовят куда-то в сторону податься. А молодняк — те вообще — диковатые, все пытаются скакать в разные стороны. Как тут ребенок до десяти лет с ними совладает?

Но бежать навстречу этому потоку скотины и людей — не стоит. Мало ли какая коровенка испугается, да понесется куда глаза глядят? Наслушаешься тогда про себя, у-у-у-у! И так уже «притчей во языцех» в поселке стал! Лишний раз встречаться с местными обывателями — ну их! Не, я к ним так-то нормально отношусь, но — все-таки! По этому же поводу я отлыниваю от перегона коровы. Пару раз раньше, чем надо прибежал: «Юрка! Корову в стадо отгони!». Ну — отогнал, да! Но по пути и туда, и обратно, постоянно ловил взгляды некоторых, как правило — бабулек. Мне оно надо?

А так — даже лучше! Более интенсивную тренировку провожу.