Метро 2033. Из глубин - Руслан Мельников

Нет! Нет! Нет! Трижды нет!

Киря прыгнул в туман. К люку.

Еще в полете он почувствовал, как лопается резина «химзы».

Упал на обшивку. Отчаянно замолотил кулаками по титану. Плотные сталкерские перчатки расползлись. Кожа на руках тоже начинала отслаиваться.

Киря заорал от страха, боли и отчаяния.

— Стас! Мать твою! Долбаный «гэшник»! Скажи Гришко! Я здесь! Откройте люк!

Противогаз уже не мешал кричать: резина порвалась, окуляры выпали, фильтр болтался где-то под подбородком.

— Это Нижний! Нижний Новгород!

Кожа на лице горела и слазила. Звуки глушила уже не противогазная маска, а туман.

— Здесь есть какой-то схрон! Старый склад! Слышите!

Жгло язык, десна, нёбо и гортань.

— Я видел! Я знаю где! Открывайте! Открывай, Стас!

Было больно, безумно больно. И было трудно… очень трудно, нечем было уже дышать.

— Ста-а-ас! — просипел Киря спаленной глоткой. — Хвостопа-а-а…

Сознание ускользнуло. Оставляя на изъязвленной броне субтеррины след из пузырящейся резины и слезшей плоти, он сполз по обшивке в туман. И ниже — в воду.

И — под воду.

Вокруг бурлило, пузырилось, рокотало. «Боевой крот» спешил спрятаться от едкого тумана под землю. Но Киря всего этого уже не видел и не осознавал.

Его приняли заботливые женские руки. Приняли и…

— Не бойся, милок, выпей воздушка.

Он пил и дышал. Жадно и много. Не задумываясь и не задавая вопросов.

— Тебя бросили люди из железной бочки, так пусть они сами катятся в ней под землю. Я тебя не брошу милок.

Потом Кире казалось, будто он лежит на поверхности, под Коромысловой башней. И нет больше ни тумана, ни воды. А рядом — только склонившаяся над ним темнобровая женщина с печальными глазами. И два неказистых деревянных ведра. И изогнутое коромысло на земле.

— Потерпи, я умою тебя воздушком.

Женские руки и воздух смывали боль и память.

— Воздушек исцелит. Воздушек овеет раны. Я помогу тебе. И ты, милок, тоже будешь мне помогать. Я тут сама уже не справляюсь. Будешь наверху черпать воздушек и подавать ведерки. Вместе-то оно сподручнее, чем одной. Верно?

— Верно, — послушно шевельнул губами Киря. — Сподручней.

— Тебе больше не нужны ни личина, ни доспех, в который ты кутался.

На нем не было ни противогаза, ни «химзы». Все разъело туманом, все сползло вместе с кожей и плотью.

— Без них легче дышать и двигаться. Верно?

— Верно, — снова согласился Киря. — Легче.

И снова — привычная вибрация вгрызающейся в породу субтеррины и гул двигателей.

И тягостный разговор не глаза в глаза, а по внутренней связи.

— Таня, пойми ты, наконец, что Киря мертв, — в очередной раз объяснял Гришко в микрофон. Стас и Михеич в переговоры не вмешивались. — Пойми, успокойся и смирись. Он не мог вернуться. А если бы мы задержались еще ненадолго, то подохли бы сами. Мне жаль. Я соболезную…

— Он жив! — судя по голосу из динамика, медик была на грани истерики. — Жив! Жив! Я слышала, он стучался!

— Тебе показалось. — Гришко был непреклонен. Но не был ни правдив, ни убедителен.

— Надо было только открыть люк!

— Он погиб. Стас все видел. Киря даже не смог дойти до туннеля.

Вранье! Стас дернулся. Но…

— Мне жаль, Таня, — полковник уже отключил внутреннюю связь.

«Боевой крот» уходил все ниже и ниже. Они опускались уже долго. Исследовать затопленные подземелья Гришко не стал. Такие подземелья оказались слишком опасными даже для машины из титана.

«Крот» пробил стенку туннеля и нырнул в земные недра, заваливая за собой проход. Светящаяся вода и опасный туман остались где-то наверху. Далеко наверху. Высоко… Опасность миновала. Для них, не для Кири.

Гришко бросил своего начохра.

— Киря был снаружи, — сказал Стас в затылок полковнику.

— Ты говорил, что снаружи был не только он, — парировал Гришко.

Стаса передернуло от неприятного воспоминания. Да, он говорил.

Говорил, что видел и что чувствовал. А видел и чувствовал Стас, как густая и едкая, похожая на туман, субстанция, приползшая откуда-то из глубин затопленного туннеля, разъедала обшивку субтеррины. Это ощущалось так, будто клубящаяся матовая муть растворяла его собственную кожу. Особое чувство, роднившее Стаса с субтерриной, — не такое уж и безобидное.

— Киря кричал. — Стас не мог забыть тот крик начохра, он до сих пор звенел у него в ушах. — Кричал нам… Мне… Кричал, что мы в Нижнем Новгороде.

— Значит, навигация не подвела, — холодно отозвался Гришко.

— Кричал про какой-то схрон.

— Нас самих там чуть не похоронили. В боевом отсеке нарушилась герметизация.

Герметизация нарушилась и в отсеке связи. Но там броню пробили кумулятивные гранаты, а в боевом — даже не понятно, что.

— Если бы не внутренняя перегородка…

— Киря во всем винил меня, — сказал Стас.

Гришко пожал плечами. Многозначительный жест. За таким может скрываться все что угодно. Например: «Мы все виним тебя». Или: «Тебя можно винить во многом». А еще: «На тебя всегда можно переложить любую вину, и это очень удобно».

— Мы могли его спасти.

— Ты сам в это веришь? — покосился на него полковник.

Стас промолчал.

— Не-е, с Танькой мне все понятно. Но ты-то чего так распереживался из-за Кири? Вы, вроде бы, не успели подружиться. Или я что-то упустил?

— Я переживаю не из-за него, — насупился Стас. — А из-за того, что, умирая, он думал, будто его убиваю я.

— Не важно, что он думал. Важно, что мы живы.

«А это действительно так важно?» — Стас молча отвернулся.

— Если бы мы впустили Кирю, то впустили бы и все остальное, разве не так, Стас?

Так. Все было бы именно так.

— Пусть о Кире теперь позаботится та баба с ведрами. А нам нужно заботиться о себе.

Стас снова промолчал.

Разговаривая с полковником, он отвлекся и не пользовался особым зрением. Поэтому и не заметил, как…

Порода закончилась.

«Крот» врубился буром в ничто.

— Стоп машина! — приказал Гришко.

Поздно.

Субтеррина по инерции продолжила свое движение и с уже выключенным буром провалилась в пустоту. Клюнула носом. Стаса бросило на пульт управления, как тогда, в грязевом водопаде у подземного дворца Эрлик-хана. Он едва успел вцепиться в кресло полковника.