Тропа смерти - Ярослав Коваль

Сперва под вой труб и россыпь барабанов прошествовали тяжёлые боевые ящеры и следом за ними — конница. Потом показались знаменосцы; они предваряли появление Аштии, на этот раз шедшей пешком — не с самого начала, разумеется, я знал, что она спешилась всего за пару кварталов отсюда. Этот поступок был мерой уважения к своему народу и армии, которой она командовала, и я не мог не признать, что жест красивый.

Женщина шагала решительно, хоть и неспешно. В мою сторону она не взглянула, но задержала шаг именно там, где было нужно. Помня неоднократно данные наставления, я вышел вперёд, поприветствовал Аштию взмахом меча. Она коротко кивнула в ответ, и тут следовало отступить, дать дорогу ей и тем офицерам, кто уже сопровождал её, встать плечом к плечу с командующим второй группы тяжёлой пехоты. И дальше мы уже шли общим строем.

Мне было известно, что сейчас, как и обычно, в параде принимали участие лишь две лёгкие пехотные группы из всех, и только один из двух командиров присоединялся к шествию штабистов — второй оставался командовать своим отрядом. Честь обычно оказывалась отличившемуся командиру, либо новоназначенному, и, по сути, только после парада я действительно стану офицером.

Пройти предстояло не так и много, но в новой сковывающей движения амуниции я опасался не справиться с задачей. К счастью, простой марш оказался мне вполне по плечу. Когда наступил момент, я отшагнул, отсалютовал, как положено (этой комбинации выразительных и пафосных взмахов меня учили целый день), и возглавил свою группу, громыхавшую сапогами по брусчатке позади шествия штабистов и знаменосцев.

На площади перед воротами дворца, расступившись, лёгкая пехота дала дорогу латникам, а те, выдвинувшись вперёд, разделились на два отряда в свою очередь. Вперёд выступили красавцы-ящеры, увешанные магическими орудиями; сзади их подпирали два отряда лучников. Луки, которые они держали в руках, походили скорее на сложные спортивные конструкции, которыми пользовались лучники моего родного мира, чем на простые деревянные дуги с ременными тетивами. По команде они одновременно выпустили в воздух сотни стрел, взорвавшихся фейерверками. Магия, что же ещё.

Император ждал на замковой лестнице — к нему Аштия поднялась одна, оставив всех сопровождающих у первой ступени. Медленно преклонив колени, женщина положила к ногам правителя символ своей власти. Поднялась. Мне был известен смысл этого действа — если правитель считал, что Глава вооружённых сил плохо показал себя в ходе войны, он мог лишить его полномочий прямо тут, на параде.

Но, сделав знак одному из своих людей, его величество принял диск в ладони и вручил обратно госпоже Солор. Коснулся её плеча. Это был знак милости и второй жест признания её заслуг.

Что ж, в этом никто не сомневался, хотя большая часть военных действий прошла мимо внимания Аштии, банально отсутствовавшей довольно продолжительное время. Но главнокомандующий несёт полную ответственность за все военные планы, за всех своих людей, за их ошибки и промахи, а потому их успех — его успех, даже если штаб и полевые командиры часть времени как-то обходились без его присутствия.

Толпа приветствовала признание заслуг госпожи Солор радостными криками. Отчего бы и нет, если им показали такое великолепное зрелище и вообще развлекли?

Парад закончился. Нет, я ещё не мог с облегчением вздохнуть, развернуться на сто восемьдесят градусов и идти куда глаза глядят или куда влечёт сердце. Пехотную группу предстояло отвести в казармы, убедиться, что бойцов разместят и покормят — и только после этого можно было считать себя полностью свободным. К тому же уходить с главной площади трёх столиц надлежало в полном порядке, а наша очередь подходила далеко не сразу.

У ворот пехотных казарм ко мне подскочил вестовой.

— Госпожа Солор велела передать, что ждёт вас завтра в своём особняке для обсуждения рабочих моментов, — и, отсалютовав, вручил запечатанную кусочком сургуча записку. Распечатывать её я не стал. Смысла никакого — всё равно по-местному читаю с ощутимым трудом, а уж рукописную запись буду разбирать полвечера. Потом, потом…

Едва дождался момента, когда Шехрем намекнул, что можно и расходиться, едва совладал с собой, чтоб не подгонять казённого конька, данного мне в пользование, сверх меры. Но когда я миновал кольцо городских стен, когда мне навстречу распахнулись ворота дома и Моресна повисла на шее, дрожа всем телом, теряя с головы платок, подбирая и снова его теряя, облегчение было так велико, что все подробности многодневной нервотрёпки разом вылетели из головы.

Подхватив жену за талию, я втащил её и коня за ворота.

— Ну вот, — выговорил, улыбаясь. — А где же угощение?

Она осторожно сползла с меня, оправила одежду.

— А как же обнимать, если руки заняты?

— Резонно.

— У меня всё есть дома… Отвести коня?

— Я сам отведу, не волнуйся.

На то, чтобы обтереть животину, наполнить ясли и проверить, свежая ли вода, ушло не так много времени. А, может, я просто уже больше не нервничал: жена была здесь, никто её не увёл и не пристроил поспешно замуж, а значит, всё в порядке. Можно никуда не торопиться.

Моресна ждала меня у дверей конюшни с подносом, на котором обнаружился великолепный серебряный кубок в тонкой инеевой паутинке. Ледяное питьё было настолько вкусным, что сперва я даже не понял, что это вообще такое. Впрочем, каково бы ни было угощение — холодненькое было сейчас кстати. Когда кубок опустел, я обнаружил, что через забор с улицы на наш двор заглядывает с десяток соседских голов. Правда, заметив мой взгляд, все они пропали. Но явно не ушли.

— Это что за депутация?

— Всем же любопытно, — искренне удивилась Моресна. — Все знали о том, что ты пропал, и конечно, каждому охота посмотреть, правда ли ты жив, здоров и не искалечен.

— Откуда они знали, что я пропал без вести?

— А как вообще можно хоть что-нибудь скрыть от соседей? — Изумление супруги стало поистине запредельным.

— Хм… — Я испытал было укол неудовольствия, который, впрочем, быстро испарился.

Ну, в самом деле. И у меня на родине мало что можно было укрыть от внимательных глаз и чуткого уха соседки по подъезду, и, хотя там все делали вид, будто этого всеприсутствия нет, оно наличествовало. Здесь — то же самое, просто признанное в голос.

К тому же Моресна в доме живёт постоянно, она каждый день кланяется соседкам через забор, общается с ними на улице, одалживает у них какие-то продукты, справляет какие-то праздники, которые в Империи мужчинам и женщинам принято праздновать отдельно друг от друга. Это меня тут по большей части не бывает. Так что, если моей супруге нужны хорошие отношения с соседями (в разумных пределах, конечно), я постараюсь понять и принять это.

— Откровенно говоря, боялся, что уже не найду тебя дома, — сказал я, войдя в дом. — Что тебе сообщили о моём исчезновении?

В доме было как всегда чисто и уютно, пахло смесью соусов, жареным мясом, цветами, украшающими прихожую, гостиную и спальню. Всюду — вычищенные половики, свежие занавески, полог над кроватью уложен красивыми складками. Полог? Раньше его не было.