Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон

что не сдержался и победно посмотрел на Лотту.

— Все будет зависеть от Ренэ Марешаля, не правда ли? — спокойно спросил майор.

Тот сразу же взглянул на него с некоторым беспокойством.

— Это означает, что вы не теряете надежды?..

— Мы узнаем это через две недели, мсье Мужен.

— Разумеется, при условии, что я вам позволю встретиться с ним.

— Конечно, если я умру раньше, вопрос будет стоять иначе…

— Вы можете также оказаться в тюрьме…

— Это вторая возможность, но сомневаюсь, чтобы она осуществилась…

— Знаете, майор, не стойте у меня на дороге…

— А мне показалось, что это вы стоите на моем пути…

— Существуют и другие возможности, по крайней мере, еще одна, о которой вы не подумали.

— Слушаю вас.

— Разрешите не открывать вам эту карту… Я уже говорил в начале, мы — разной породы. Я — из тех, кто идет на любой риск… За тысячу франков, которые у меня отобрали, я получил шесть месяцев тюрьмы. Раньше я рисковал покрупнее, даже головой, за суммы немногим больше… А вы мне предлагаете отказаться от миллионов фунтов стерлингов Джо Хилла… Поговорим серьезно, майор!.. Подумайте… Будьте благоразумны… Не стоит упрямиться… Я советую вам по-дружески…

— Похоже, вы уже считаете деньги Марешаля своими.

И вдруг Мужен зло посмотрел на него. До сих пор он хорохорился. Теперь же в его взгляде не было ни тени издевки или фанфаронства.

— Ну и что дальше? — отрубил он.

Оуэн испугался, по-настоящему испугался, не за себя, за Марешаля, которого никогда раньше не видел и который еще ни о чем не подозревал. Лотта тоже вздрогнула и боязливо посмотрела на спутника.

— Поверьте мне, майор… Лучше побыстрее выходите из игры… Это не для вас… Выпейте стаканчик, вам ведь нужно для бодрости накачиваться виски утром и вечером, и проваливайте… Дай мне чистую рубашку, Лотта.

Он вошел в комнату, не закрыв дверь. Оуэн продолжал сидеть и, несмотря на последние фразы, произнесенные весьма пренебрежительно, он налил себе еще виски. Затем раздавил ногой сигару и спокойно зажег новую.

Альфред надел белую рубашку, взял со стула брюки. Лотта что-то шепотом говорила ему, а он пожимал плечами.

Оуэн разобрал:

— Да не бойся ты его, черт возьми.

Наконец майор поднялся, и так как в комнате никого не было, ему пришлось подойти к двери, чтобы попрощаться.

— До свидания, мадемуазель… До свидания, мсье Мужен…

— Мне нечего добавить, майор…

— Мне — тем более.

Он вышел на свежий воздух, в тепло, где солнечные лучи пробивались сквозь листья пальм и гудели мухи. Сиденья машины обжигали.

Он не замечал, куда ехал, машинально свернул направо, оказался на главной улице и остановился перед «Английским баром».

Время аперитива уже прошло. Мак-Лин обедал за стойкой, поставив тарелку на колени.

— Виски, сэр?

Бывший жокей не задавал ему вопросов, но смотрел внимательно.

— Ничего нового, Мак?

— Ничего особенного, сэр… Эти господа много говорят о деньгах, которые вы выиграли этой ночью… Уже образовалось два лагеря: те, кто за вас, и те, кто против…

— Доктор?

— Доктор по-прежнему, сердится на то, что вы ходили в «Яхт-клуб». Он молчит, вас не защищает… Мне кажется, вам лучше ничего не предпринимать.

Он снова начал есть, искоса поглядывая на майора.

— Я слышал о другом, но это не точно…

— Я слушаю…

— Говорят, что Мужен куда-то уезжает…

— Корабль будет только через три недели.

— Он ищет способ… Не сам, через Оскара… Там в порту есть шхуна, принадлежащая одному торговцу, он каждый год объезжает на ней острова… Я-то считал, что на этой шхуне далеко не уплывешь… Но, наверное, можно, раз хозяин «Моаны» предложил нанять ее на несколько недель… Называют очень высокую цену…

Мак-Лин с явной неохотой теперь вмешивался в подобные истории, они начинали его пугать.

— Не знаю, что за этим стоит, сэр… Полагаю, что вы разберетесь…

Оуэн пока не разобрался, но помнил тяжелый взгляд Альфреда, внезапно обращенный на него, когда он произносил по слогам: «Существуют и другие возможности, по крайней мере, еще одна, о которой вы не подумали…»

— Скажи-ка мне, Мак… Из Папеэте можно проследить движение «Астролябии»?

— Почти день за днем, сэр… Сначала она движется по точному маршруту, объезжая острова архипелага… К тому же радиостанция Папеэте связана с небольшими станциями на разных островах…

— Спасибо, Мак…

— Что-то не в порядке, сэр?

Не слушая, он осушил стакан, вздохнул, раздумывая, выпить ли еще, и вышел, пожав плечами. Если бы Оуэн был беговой лошадью, Мак бы на него не поставил.

VIII

«Нет, мсье Альфред… Я прекрасно понимаю, что на первый взгляд как будто правы вы… Но положа руку на сердце, я должен вам сказать…»

Он был один у себя в комнате. Лежал на кровати, а вокруг в лучах солнца плавала теплая пыль. Наступил час полуденного отдыха. Лицо майора сегодня выглядело более красным, чем обычно. Когда он пришел на обед, мадам Руа внимательно оглядела его и тут же заметила, что он почти ничего не ест.

Да, вот скажем, мадам Руа… Действительно ли она изменила свое отношение к нему или Оуэну это просто показалось?

Большинство старых клиентов, друзья называли ее: «Добрейшая мадам Руа…»

Майор не строил иллюзий на ее счет. На своем веку он повидал немало женщин ее возраста, таких же пухленьких и улыбчивых, тоже содержащих гостиницы, чьи мужья также заправляли на кухне, но он прекрасно знал, что если с хорошими клиентами такие женщины были сама любезность, то едва их деньгам что-то угрожало, в их голосе тотчас же появлялись металлические нотки…

Она пристально посмотрела на Оуэна. Сказала ему:

— Вы должны следить за собой.

Теперь ему показалось, что ее тон не соответствовал совету, точнее, что в ее голосе в любую минуту могут зазвучать эти самые металлические нотки…

В общем, она выжидала, боясь проявить излишнюю любезность, но и не осмеливаясь принять сторону недоброжелателей.

«Нет, мадам Руа…»

Мысли у него путались. Голова была тяжелой, полной солнечной пыли, как и вся комната. Он дышал медленно, глубоко, так дышат во сне; иногда он похрапывал, но все равно его сознание ни на миг не отключалось. Он все время помнил, где находится. Он очень четко ориентировался в пространстве, прислушивался к звукам, доносившимся из сада, с улицы, к далекому шуму города.

В какую-то минуту он обнаружил, что дышит в унисон этим звукам. Потому что город тоже дышал. Этот теплый, плотный воздух, облекавший красную землю, деревья, дома, обтекавший прохожих, создавая нечто наподобие нимба над их головами, трепетал не только от звуков и