Земля-Сортировочная - Алексей Иванов

Слабые светильники, померкшие за прошедшие тысячелетия, едва освещали прозрачным синим светом дикие скалы, в которых рукой человека в незапамятные времена были высечены проходы, плавно уводящие вниз. Грубо обтесанные стены сохраняли следы кирки и кайла.

— Хозяева были очень жестокой цивилизацией, — рассказывала Дождилика. — Они правили Галактикой несколько сотен веков, и это было время необыкновенного расцвета Млечного Пути, но и необыкновенного упадка человеческой жизни. Хозяева умели мгновенно перемещаться в пространстве, жить в открытом космосе без скафандров, силою мысли двигать предметы, управлять природными катаклизмами, взглядом излучать энергию, без помощи науки постигать тайны мироздания, внушать огромным массам рабов любые чувства: Объединившись, Хозяева подчинили своей воле всех людей Галактики. Хозяева не считались ни с какими жертвами, ни с какими затратами, реализуя каждый свой замысел, даже если он был чудовищен и бесцелен.

Самих Хозяев было ровно миллиард. Они достигли бессмертия и прекратили продолжение своего рода, когда отсчитали миллиардного ребенка, отобранного из толп рабов и прошедшего обряд посвящения. Обостренные чувства Хозяев любое свое проявление переплавляли в произведение искусства, но высокое совершенство стояло по колено в крови рабов. Хозяева не разрешали рабам строить машины, потому что раб с машиной становится сильнее своего владыки. На машины у Хозяев было табу, все работы выполнялись вручную. На той планете, где у рабов вдруг появлялась машина, все рабы поголовно вырезались. А для того, чтобы перебрасывать рабочую силу с планеты на планету без помощи машин, Хозяева выстроили Галактический Тракт.

— И как погиб этот всесильный народ? — спросил Навк.

— Быть может, он еще не погиб: Если глядеть с Гвит–полюса в сторону галактики Петушиный Гребень, можно видеть летящий к ней сквозь Орпокену гигантский каменный куб. В этот куб вошли все Хозяева, замуровали себя и выбросились из Галактики. Непонятно, зачем они это сделали. На одной стороне куба начертан иероглиф, который читается как «отчаяние».

Тоннель вывел Навка и Дождилику к широкой и длинной лестнице, на вершине которой, преграждая дальше путь, лежал колоссальный человеческий череп. На его лбу горел знак.

— Он тоже обозначает «отчаяние»? — спросил Навк.

— Нет. Это целая фраза. Ее можно прочитать так: «Мы знаем лишь малую часть простого, а прочее — бесконечно».

Они поднялись по сумрачной лестнице и увидели, что череп снизу образует словно бы арку, под которую уводит дорога.

Арка открывала проход в огромную неровную пещеру, посреди которой стоял гигантский механизм. Навк и Дождилика обошли его по кругу, внимательно разглядывая все оси, барабаны, передачи, шкивы, крепления и пружины. Невозможно было разобраться в этой груде перепутанного железа, уже порядком заржавевшего и от времени начинающего оседать. Навк осторожно тронул рукой одно из зубчатых колес, и оно неожиданно легко и плавно закрутилось. В глубине побежали какие–то цепи, что–то переместилось, перевернулось, посыпалась ржавчина и раздался рокот.

Мотор, хоть и древний, был еще в рабочем состоянии.

— Это машина для перемещения в пространстве, — прочитала выбитую на стене надпись Дождилика. — Великая тайна Хозяев:

— Пойдем дальше, к сокровищам, — позвал ее Навк.

Они перешли в следующую пещеру, но в ней на каменной платформе тоже стоял двигатель.

— А это машина для перемещения во времени, — прочитав другую надпись, сообщила девушка.

— Значит, Хозяева путешествовали в прошлое и будущее?.. — поразился Навк.

— Нет. Они только построили машину для этого. Они считали, что путешествия во времени лишают мир смысла.

Они пошли дальше. В третьей пещере снова был двигатель — Машина Метаморфоз, загадочный философский камень Млечного Пути. Эта машина преобразовывала одно из четырех состояний бытия в любое другое — материю в пространство, пространство во время, время в одухотворенность, одухотворенность в материю, и так сколько угодно в любых сочетаниях, но в равном объеме — в одном таланте.

— Это уже близко к сокровищам, — сказал Навк, положив руки на рычаги и словно примериваясь двинуть их.

Но и дальше опять стоял двигатель — Машина Гармонии.

— Я не знаю принципа ее действия, но слышала о ней от папы. — Дождилика взяла Навка за руку. — Не надо, не трогай ее, Навк: Она порождает гармонию Абсолюта.

За несколько тысяч лет до Нанарбека император Бельтан проник сюда и снял с нее чертежи, чтобы сделать свою империю идеальным миром. Когда эта машина была установлена и запущена в скоплении Глагол, вся империя благословляла Бельтана.

Но законы гармонии таковы, что она либо заполняет все пространство, либо ее нет вообще. Машина Хозяев имела мощность, пригодную лишь для гармонизации скопления Глагол. На то, что находилось вне этого скопления, ее силы не хватало, и Абсолют начал все выжигать. Огненный вал двинулся от Глагола и мог спалить весь Млечный Путь. Но Бельтан уже достиг той степени совершенства, когда понял его чудовищность, и взорвал машину, покончив самоубийством и разметав все скопление.

Огромную брешь на месте Глагола сейчас называют Великой Пустотой, или Йоргом.

Навк и Дождилика пошли дальше и в пятой пещере нашли Машину Энергии — двигатель, выделяющий энергию из ничего.

— Это и есть вечный двигатель? — спросил Навк. — А почему он не работает?

— Зачем Пскемту океаны энергии?

В шестой пещере стояла Машина Равновесия.

— Это что, вторая Машина Гармонии? — поинтересовался Навк.

— Нет, это скорее двойник вечного двигателя, но наоборот. Он преобразует все виды бытия в ничто. Вселенная нуждается в противовесе. Двигатели Хозяев нуждаются в Антидвигателе.

Седьмая пещера заключала в себе Машину Познания — склепанный из шестиугольных плит шар, подвешенный на цепях к потолку. Снизу из шара выходила длинная игла, упирающаяся в страницу огромной книги, лежавшей на специальном подиуме.

— Каждый, кто приходит сюда, переворачивает страницу, — сказала Навку Дождилика.

Навк подошел к книге. Листы ее были из тонкой фольги. Шар, неуловимо покачиваясь, выдавливал на них иероглифы. Вся страница была уже исписана.

Механический разум ждал, когда ему перевернут лист.

— «Никогда не дели на познанное и непознанное, — начала читать Дождилика. — Желающий знать пусть знает. Мысли, и да будет разум твой подобен чаще. Пусть будет глубоко твое страдание. Страдание разума — от того, что сосуд, в который он помещен, из материи, одолеваемой бессмыслием. Пусть мыслящий борется не с телом, а с его бессмыслием. Мыслящий всегда несчастен, ибо позади него путь, ограниченный рождением, а впереди путь — бесконечный. Смерти нет. Нужна сила, чтобы идти вперед. Кончается страница. Близится молчание. Прочти. Быть может, ты знаешь больше. Тогда ты впереди всех».