Том 10. Публицистика (86) - Алексей Николаевич Толстой

писателей реально увидел свою аудиторию. В его аудитории был испанский народ по эту сторону огненного пояса, опоясывавшего Испанию, и, может быть, и по ту его сторону.

От Портбу до Мадрида, где бы ни останавливались автомобили с членами конгресса, собиралась толпа – больше всего в ней было женщин, детей и старух. Толпа приветствовала писателей, съехавшихся со всего мира в пылающую Испанию. Мы видели стиснутые кулаки, глаза, пылающие энтузиазмом, глаза, полные слез, глаза, горячие от благодарности. И мы пожимали жесткие руки, целуя седые волосы старух. Глядя в ясные глаза детей, понимали, что отныне все наши силы, все наше искусство должны отдать борьбе за свободу мира, над которым распростерты крылья фашистских бомбовозов.

В нашей аудитории в Мадриде был народный фронт, в первый день конгресса перешедший в наступление.

Девяносто членов конгресса заседали в театральном зале. Перед сценой, убранной знаменами и цветами, располагался оркестр. На стенах начертаны золотом имена тех членов конгресса, кто умер за эти два года или был убит в боях. К столу президиума, как на сцену трагического театра, приходили вестники. Они рапортовали конгрессу, что наступление началось, что наступление развивается. Когда стихали аплодисменты, в зал доносился отдаленный грохот. Наступление шло в нескольких километрах от трибуны, на которую выходили антифашистские писатели всех стран мира.

Перед концом дневного заседания из-за кулис к столу президиума подошли восемь бойцов с примкнутыми штыками, с патронташами на туго затянутых поясах. «Салют!» – сказали они, подняв кулаки к стальным шлемам. Они были юны, бронзовы от загара, черноглазы, с четко обрисованными ртами. Они повернулись лицом к залу, и командир их, сменивший перо писателя на винтовку, сказал, что они уходят в бой и вечером надеются принести трофеи.

Стоя, зал и оркестр музыкой и пением проводили их.

Когда во время перерыва мы вышли на белую от зноя спортивную площадку, в безоблачном небе плыло звено республиканских бомбовозов. Сквозь шум города, как струнный звук, доносился рев их моторов. Когда мы дошли до середины площадки, они были уже далеко, и мы услышали несколько тяжелых, как вздохи, взрывов. Они бомбили фашистские позиции в стороне от Каса дель Кампо.

Я никогда не видел города, который почти ежедневно простреливается насквозь неприятельскими орудиями. Я пошел по Мадриду. Мне казалось, что я увижу груды развалин и притаившихся жителей. Улицы были полны народа. Открытые магазины, изящно одетые женщины, на тротуарах играют дети, кричат и смеются, взобравшись на каменные баррикады; проносятся автомобили, позванивают желтые трамвайчики. Рабочие трамвайного парка останавливают движение лишь на тех улицах, где ложатся снаряды, и сейчас же его возобновляют, как только кончается бомбардировка. Эти бегущие желтые вагончики вселяют уверенность в непобедимость Мадрида.

Над цветами, над зелеными скверами – радуги водяной пыли. Чем дальше идешь на запад, тем больше зияет пробоин в огромных фасадах домов. Вот стена из мешков с песком и надпись: «Вход в кафе». Все чаще улицу перегораживает стена баррикады. На асфальте – воронки от снарядов. Магазины открыты. В некоторых – новые, еще не покрашенные рамы витрин. Улицы подметены и чисты. Памятники покрыты цементными сооружениями. Мадрид мужествен и спокоен, его не собираются отдавать врагу.

Народу все меньше, все больше пробоин в домах. Между баррикадами еще встречаете детей. Выходите на огромную площадь. Здесь уже все дома зияют пробоинами. Последние, кого вы встречаете, это – бронзовые Дон Кихот и Санчо Панса, окруженные окопами. А дальше – берег Мансанареса и за рекой среди разбитых домов – пулеметы и пушки фашистов.

Восемь бойцов Интернациональной бригады сдержали слово. В конце вечернего заседания они принесли на сцену два еще пахнувших порохом фашистских знамени и одежду, снятую с марокканского полковника: штаны и мундир, где в кармане был найден клубок золотых цепочек, колец и ручных часов… Чтобы зал лучше видел боевые трофеи, бойцы подняли знамена на штыках, сбросили и растоптали их.

Когда они спустились со сцены, одна из испанок, протиснувшись к мундиру, сказала с ненавистью: «От этого пахнет дохлой собакой».

Ненавистью, непоколебимой, не ищущей компромиссов ненавистью к фашизму, напавшему, как ночной бандит, на прекрасную Испанию, – вот чем охвачен весь испанский народ. У него не было армии. Он создал ее. У него не хватало дисциплины и порядка, он создал дисциплину и суровый порядок, потому что этот народ делает революцию. Он снова молод, он – в состоянии напряженного творчества.

Испанские революционные молодые войска в порядке, спокойно и четко производят трудные наступательные операции. В сорокапятиградусной жаре, отягощенные полной выкладкой, они идут цепь за цепью вслед танкам по пшеничным полям, в прорыв фашистского фронта. Десятки аэропланов бомбят их, сотни пулеметов косят их. Они идут вперед и выбивают шаг за шагом фашистов из траншей и городков.

Мы, вдохнувшие этот раскаленный воздух героической Испании, мы говорим: довольно колебаний, довольно равнодушия, оно ведет к смерти и позору. Сплотитесь вокруг героической Испании. Она – сердце мира, в ней то, что есть в человечестве свободолюбивого, возвышенного и благородного. Сплотитесь, миллиарды мыслящих мужчин и женщин. Фашизм страшен тем, что его боятся. Фашизм страшен тем, что уничтожил в себе задерживающие моральные центры. Но, когда против него поднимается зажженная жажда свободы благородного человеческого сердца, фашизм разрывает свой фронт, отступает, бежит, и вы сдираете с него полковничий мундир, набитый золотыми цепочками.

Мы видели доброе старое солнце, затянутое дымкой пожара, и пшеничные поля, изрытые бомбами. Вместо свиста ласточек мы слышали шипение восьмидюймовых снарядов, когда фашисты угостили в первую же ночь Мадрид ураганным огнем по городу. Мы обращаемся ко всем, кому дорог ребенок, мирно спящий в кроватке, кому дорога седая голова его матери, кому дороги жизнь, свобода, красота…

С фашизмом сговориться нельзя. Фюрер и дуче расточают в сторону некоторых стран сладенькие добрососедские улыбки потому, что у фашизма еще недостаточно наготовлено аэропланов и бомб.

Довольно колебаний, довольно нерешительности! Человечество хочет жить, а не задыхаться в погребах, засыпанное щебнем разбомбированных городов.

Учебник «Истории литературы народов СССР»*

В печати весьма своевременно появились статьи, в которых говорится о необходимости создать для нашей средней школы хороший учебник литературы. Давно пора было поставить этот важный вопрос на широкое обсуждение.

Считаем нужным сообщить литературной общественности, что вот уже пять месяцев под моим руководством работает авторская бригада над созданием учебника «История литературы народов СССР». В бригаду входят: Г. А. Гуковский, А. Л. Дымшиц, Д. Н. Ефимов, А. В. Западов, П. А. Корыхалов, В. А. Мануйлов, И. А. Оксенов и Л. С. Соболев. Кроме того, привлечен целый ряд консультантов-литературоведов, главным образом по вопросам национальных литератур.

При ближайшем участии и