Мой бывший бывший-2 - Джина Шэй

Я знаю этот голос… Спокойный, твердый, убедительный... Я не успеваю на него среагировать, а вот "мой" бандит очень даже успевает, он дергается, освобождая одну из рук, что меня держит, но никакого диалога не происходит: только сухой треск — и мои запястья вдруг оказываются на свободе, а за моей спиной раздается звук падения тяжелого тела.

— Вика, ты в порядке? — пока я выпрямляюсь и пытаюсь остановить слегка кружащийся перед моими глазами мир в одном шатком положении, Влад успевает подойти и прицельным пинком отодвинуть от меня тело бандита.

— Чем это ты его…

Он без лишних слов приподнимает в ладони черный тазер[3], а сам гаркает во весь голос.

— Яр, я уже иду!

Такие штуки хорошо отвлекают внимание в драке…

Я оборачиваюсь туда, где сошлись в рукопашную на близком расстоянии Косой и Ветров.

Трюк Влада срабатывает. Косой действительно дергается от окрика, оглядывается к нам, и Яр не упускает этой возможности, вбивая кулак противнику в височную область головы. Я с тихим ликованием наблюдаю этот удар, сложный, опасный, эффективно нейтрализующий…

Да, он срабатывает, но все-таки не так, как надо. Косой падает на одно колено, теряя равновесие, будто подставляясь для следующего удара.

Вот только сухой щелчок, что звучит после этого — это не звук вылетающих из шокера Влада электродов. С таким звуком обычно выскакивает лезвие складного ножа…

Дальнейшие события будто выводятся для меня по кадрам.

Страшным до паралича.

Бросок Косого, сводящий расстояние между ним и Яром на нет, и они сплетаются воедино, как друзья, которые давно не виделись, и им не терпится обняться.

Три быстрых удара Косого, от правого локтя одной рукой.

Замирающее лицо Яра, как у человека, ощутившего сильную боль и еще её не осознавшего.

Запоздавший второй щелчок тазера, падение на землю и Косого.

Три медленно расплывающихся пятна на рубашке Яра…

Красных…

42. Не смей. Просто не смей!

Так странно. В воздухе пахнет кровью. Его кровью. Это он пошатывается, явно слабея в ногах.

Меня будто вскрыли за компанию с ним. Мне больно. Так, будто в меня влили полведра кислоты, и именно она растворяет меня изнутри.

Я не успеваю понять, как оказываюсь рядом. Мир будто смаргивает эти мои шаги, делая единственно важными только одно — его глаза. Которые я уже практически не вижу — слезы застилают все.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Только не он.

Я не для того впускала его в свою жизнь снова, чтобы опять потерять навсегда.

Кому надо молиться, чтобы пронесло?

Я, лютая атеистка по жизни, согласна хоть сейчас бухнуться на колени и разбить себе лоб челобитьем. Только пообещайте мне хоть какой-нибудь мизерный шанс.

Как-то фоном слышу, как с лютым матом Влад орет на кого-то по телефону. Только какие-то отдельные его слова. И те не подлежат цитированию. Сгодится за молитву.

— Не плачь, Ви, — шепчет Яр, то ли обнимая, то ли держась за меня, и его снова пошатывается, — не плачь, родная, я еще живой. Да, все равно не плачь.

— Еще?! — истерика раздирает меня изнутри, а этот придурок утыкается губами в мой висок и дышит. Так жадно, будто хочет втянуть меня в себя через ноздри.

— Ты цела, Ви? — пальцы Яра касаются моей щеки — скользкой от слез, ручейком стекающих к моему подбородку. — С тобой точно все в порядке?

— Не думай обо мне сейчас, — я сгребаю в горсти его рубашку в тщетной надежде удержать, остановить.

Вот только его жизнь из него вытекает вопреки всем моим надеждам.

— Я буду думать о тебе, — отрывисто выдыхает Яр, — до самого конца, ясно?

Господи, когда ты создавал этого упертого барана, ты переборщил. Я и раньше не то чтобы радовалась, но сейчас готова начать с тобой судиться. Мог и поменьше. Для блага этого несносного персонажа.

— Одно обидно, — Яр выдыхает эту фразу едва слышно, — я так и не заслужил твоего прощения. Сделал слишком мало. А так...

— Не смей. Не смей. Не смей, — я твержу это как мантру, и мне самой страшно от звучания моего шепота, — просто не смей продолжать эту речь, Ветров. Что я скажу Маруське?

— Что я влюбился в неё, как только увидел? — он еще и смеется. Слабый смех, но даже это — чудовищно с его стороны. И судя по гримасе — он об этом смехе запоздало жалеет, это явно тревожит его раны. — Тогда, у тебя в Люберцах, помнишь? Иначе и быть не могло. Она же — твоя дочь. С тобой у меня… Так же было.

— Прекрати, — я уже почти верещу отчаявшейся от ужаса кошкой, — прекрати говорить так, будто прощаешься.

А вдруг — в его глазах, в невесело изогнувшемся уголке скептичного рта.

А вдруг и вправду…

Я не хочу об этом думать.

Он не может умереть. Он мне медовый месяц обещал, между прочим! И я все помню!

— Тебе надо лечь, — я оглядываюсь в поисках хоть какой-нибудь скамейки, — мы должны замедлить кровотечение. — Влад, да помоги же!

Он возникает рядом сразу же, с зажатым между ухом и плечом телефоном, подхватывает Яра под плечо и дотаскивает его, но не до скамейки — гораздо ближе оказывается машина Ветрова. Там его и паркуем.

Он сидит, упрямо не желая ложиться.

— Итальянскую замшу… Кровью, — Ветров гримасничает, пытаясь состроить рожу, — были бы силы, сам бы себя убил за такое.

— Родной, з… помолчи, пожалуйста, — а я попытаюсь не всхлипывать. Кажется, он пытается шутить, чтобы развеселить меня. И-ди-от!!!

— Так, скорая будет через пять минут, они очень оху… удивились своей расторопности, но на наше счастье, отделение больницы совсем недалеко отсюда.

Влад плечом оттесняет меня в сторону. Приседает напротив Яра, бесцеремонно тыкает его пальцем в грудь. Выше ран.

— Эй, ты свет в конце тоннеля уже видишь, младшенький? 

— Не дождешься, — хрипит Яр, пытаясь бодриться, вот только я-то вижу, как постепенно бледнеет его лицо. А пятна на животе постепенно сходятся, сливаясь в одно огромное море.

— Вика, аптечки неси, все, что найдешь. В моей машине тоже есть, — тихо приказывает Влад, и я, если честно, рада выданному занятию. Это конструктив.