Оливер Лавинг - Стефан Мерил Блок

Это я виноват, что Оливер там оказался. Я. Я.

Годы спустя бесчисленные вечера с мистером Авалоном смешаются воедино. Его глаза – темные, дикие. Оглушительный стрекот цикад. Комок в горле. Далекий рев поезда в пустынной ночи. Больше всего стыдно было Ребекке, когда мистер Авалон не гасил яркий свет. Какой хрупкой, веснушчатой девочкой видел ее мистер Авалон и какими их с мистером Авалоном увидел бы любой посторонний? Мысль эта раздирала Ребекку на части. Она ощущала, что меняет форму, словно существо из преданий, о котором рассказывал Оливер. Она превращалась в чудовище, насекомое, жабу – и однажды, словно это могло сработать как в сказке, она нашла Оливера у футбольного стадиона и позволила ему себя поцеловать. Но как в сказке не получилось, во всяком случае, не для нее. К своему ужасу, она увидела в просветлевшем лице Оливера, что для него получилось именно так.

Стоял октябрь. Все близилось к апогею. Театральный кружок мистера Авалона отрепетировал песни почти до идеала. Они заказали себе традиционные мексиканские костюмы, и даже белые члены кружка разгуливали в них по школьным коридорам, вызывая замешательство и насмешки и с латиноамериканской, и с белой стороны. С Ребеккой никто, даже ее товарищи по кружку, почти не разговаривал.

Эктор не оставил их в покое, как просил мистер Авалон. Пару раз она замечала Эктора на школьной парковке: тот молча наблюдал, как они садятся в машину мистера Авалона. Однажды утром прямо перед началом занятий Эктор зажал ее в углу возле заднего входа в школу.

– Просто спой мне. Хочу послушать, как звучит этот якобы чудесный голос, – сказал Эктор, обдавая ее щеки горячим дыханием. Ребекка смотрела, как в школу заходят ученики, видела их любопытные взгляды.

– Пожалуйста, оставь меня в покое, – ответила она, как велел ей мистер Авалон. Но хоть этот парень и пугал ее, Ребекка была так одинока со своей тайной, что чуть было не спросила: «Что он с тобой сделал?»

Что она делала с мистером Авалоном – на диване, на кровати в спальне, в сарае на полу, на заднем сиденье «кадиллака» – совершенно сбило в ней все настройки. Ее тело само решало, что делать; иногда, возвращаясь домой от мистера Авалона, ее руки инстинктивно тянулись к маленькому ножу и всаживали его в бедро. Ее желудок начинало пучить в самый неожиданный момент, и так резко, что она боялась, что в следующий раз не успеет добежать от кабинета литературы до туалета.

Уроки литературы, бедный Оливер. По утрам она часто обнаруживала его в кабинете, где он сидел, делая вид, что вовсе и не ждал ее. Иногда она замечала, что Оливер подглядывает в стеклянное оконце двери, за которой они репетировали. Уже несколько недель она не разговаривала с ним. Она не хотела ранить его еще сильнее. По правде говоря, она почти не думала об этом мальчике. Но потом однажды он сделал нечто удивительное: поднял руку и прочитал перед всеми свое стихотворение. Это стихотворение Оливер создал из их бесед, из звезд, из ее молчания. Стихотворение показалось Ребекке прекрасным, и тем ужаснее было оттого, какая пропасть пролегала между девочкой в воображении Оливера и той, кем она стала. Ей хотелось только исчезнуть, чтобы никто на нее не обращал внимания. Она провела дома три дня, мечтая, чтобы все закончилось, но потом мама все узнала и заставила ее пойти в школу. Она пыталась придумать, как сказать Оливеру, чтобы он оставил ее в покое. Разумеется, он не понимал. Она чувствовала, что носит свой секрет на своем теле, но теперь заново ощутила, как она одинока с этим секретом.

А может быть, и не совсем одинока. Эктор снова пришел, всего один раз. Она была у мистера Авалона. Они сидели на диванчике и смотрели один из фильмов с Ширли Темпл, которые учитель настойчиво рекомендовал Ребекке. На этот раз в дверь не стучали. Эктор вошел в гостиную самолично, пошатываясь на нетвердых ногах.

– Какого дьявола ты…

Но когда Эктор плюхнулся в кресло, предмет у него на коленях заставил мистера Авалона замолчать.

– Говорю в последний раз. – У Эктора с его невнятной речью плохо получалось изображать крутого парня. Дрожащим пальцем он водил по рукояти зачехленного охотничьего ножа. – Если ты такая необыкновенная, давай послушаем, как ты поешь.

Даже в безумии страха другая Ребекка, та, что претерпевала метаморфозы внутри себя, почувствовала облегчение, оттого что наконец наступил переломный момент.

– Эктор… – начал мистер Авалон.

– Пой, – сказал Эктор Ребекке.

Что ей было делать? Она взглянула на мистера Авалона, и тот слабо кивнул. Положила руки на колени. Открыла рот, но звука не было.

– Никем ты не станешь. Никем. Как и я, – сказал Эктор так, словно что-то решилось.

Он поднялся с кресла, неуклюже встал на колени, чтобы подобрать упавшее оружие, но мистер Авалон оказался проворнее. Учитель принялся так нелепо размахивать ножом, все еще зачехленным, что это выглядело почти смешно.

– Если я еще раз тебя увижу, вызову полицию.

Эдвина, сопя, наблюдала эту сцену.

– Собака, – сказал Эктор. – Неужели вы и собаку ей купили?

– Ее зовут Эдвина, – сказала Ребекка.

Она подхватила мопса, словно боясь, что Эктор его похитит. Глаза парня затуманились. И он задал мистеру Авалону вопрос, который никогда не задавала Ребекка:

– Только скажите. Сколько у вас было таких, как мы?

– Пожалуйста, – сказал мистер Авалон. – Просто уходи.

И тогда Эктор повернулся к Ребекке с настойчивым взглядом расширенных глаз.

– Ты зря надеешься, – сказал он. – Мне жаль тебя. Правда.

После того случая Ребекка и мистер Авалон пытались вести себя как прежде, но чары развеялись, проводка перегорела. Они почти не прикасались друг к другу, во всяком случае, не так, как прежде. Эктор больше не появлялся, и Ребекка просто пела для мистера Авалона его любимые песни и кантри-хиты: «Jolene», «Achy Breaky Heart», «Devil Town», «The Thunder Rolls», «West Texas Waltz».

Только однажды один человек увидел истину – тот мальчик с грустными глазами с занятий по литературе. Лицо Оливера виднелось за окном, когда мистер Авалон склонялся над ней. Оливер был там, а потом исчез. Может, он просто почудился ей в очертаниях лунного света, высеченных на стекле?

И вот пятнадцатое ноября, Осенний бал. Оливер отвел ее в сторонку и сказал, что обо всем расскажет. Она умоляла его ничего не говорить; однако больше всего на свете ей хотелось, чтобы он что-нибудь сказал. Но тут мальчик из театрального кружка дернул ее за рукав, увлек за собой в театральный кабинет. Издалека неслись звуки песен: «Baby Got Back», «Push It», «Kiss from a Rose». Кто-то настраивал инструменты, кто-то повторял тексты. Ребекке казалось, что она смотрит на своих товарищей-музыкантов из-под воды. Она находилась внизу, на дне своего собственного темного моря, когда вновь увидела Эктора Эспину, заключенного в рамку дверного проема.