Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты - Анна и Сергей Литвиновы

– Да нигде я не был. В ванной, наверно.

– В чьей, интересно, ванной?!

– В нашей.

– Я туда заглядывала! Я проснулась в четыре утра. Тебя рядом нет. Где ты был?!

– Тебе, детка, наверное, приснилось. – Голос Дениса прозвучал исключительно холодно.

– «Приснилось»?! Да пошел ты! Где ты, я спрашиваю, был?! У нее?!

– У кого «у нее»? – тупо переспросил Денис. Иногда в таких ссорах помогало прикинуться дебилом.

– Ты знаешь, у кого! Знаешь! У тебя давно с ней шашни! Я в курсе!

– Я считаю, что наш разговор беспредметен и поэтому должен быть прекращен, – чрезвычайно сухо сказал Денис.

После заявлений, сделанных подобным тоном, его сотрудники, клиенты или заказчики обычно сникали и умолкали. Но не такова Майя. Стоит, тяжело дышит, руки в боки, ноздри раздуваются.

«А ведь я мог догадаться, что не все в порядке. Она легла спать не голенькой, как обычно, а надела ночную рубашку».

– Мерзкий ублюдок!! – прошипела Майя.

– Я считаю, что разговор окончен, – Денис повернулся на другой бок, отворачиваясь от Майи.

– Да?! Окончен?! Ну уж нет! Ты!.. – Майя задыхалась от злобы. – Не прощу! Никогда не прощу!..

– Пошла ты, – сказал он спокойным, равнодушнейшим тоном.

– Я еще вчера знала, догадывалась! Когда ты не захотел уезжать! – продолжала беситься женушка.

– Заткнись, – тихо попросил Денис.

Но супруга распалялась все больше:

– А уж не ты ли ее убил?! А?!!

– По-моему, у тебя паранойя, – спокойно буркнул Денис, не поворачиваясь.

«Надежды на расслабляющий секс не оправдались. Жаль».

– Вот как?! Паранойя?! Что ж, тем лучше. Тогда меня оправдают!!

В Дениса полетела пепельница. Она врезалась в стену над кроватью, осыпалась сверху осколками.

– Пошла вон, факанная дура!

Вот он и не сдержался. Вспылил – во второй раз, кажется, за весь год. Но лучше уж прикрикнуть, чем выслушивать вздорные обвинения.

Майя ахнула, на глазах у нее навернулись слезы. Она развернулась, схватила с кресла халатик, выскочила из комнаты, хлопнула дверью.

Денис осторожно, чтоб не порезаться, спустил ноги с кровати, сунул их в ботинки (тапочек у него здесь, в доме отца, естественно, не было).

«Надо собрать осколки. А то еще порежусь ночью. Что бы мне приспособить под совок?.. И куда, интересно, она убежала?»

Странно, но после бурной ссоры на душе почему-то стало покойно, словно он хорошим сексом позанимался.

Наташа

Наташа и Рита слышали отдаленный шум ссоры, доносящийся из комнаты брата.

– Ого, – сказала Наташа, когда полетела и разбилась пепельница. – Чего это они?

– Майка, наверное, бесится.

Затем по коридору, а потом по лестнице простучали злые босые ножки Майи – и смолкли на первом этаже, в гостиной.

Сестры сидели в комнате Наташи: она на постели, а Рита, свернувшись в клубочек, в кресле.

– Как они вообще: ладят друг с другом? – спросила Наташа, имея в виду Дениса с Майей.

– Ну, ты спросишь! Откуда мне знать? Я в Лондоне живу, он в Москве.

– Мало ли, – пожала плечами Наталья. – Может, он писал тебе. Или по телефону говорил.

– Писать мне, конечно, Денис не писал…

– Да он, по-моему, никому не пишет… – вставила Наташа. – Даже по «мылу»…

– …А по телефону – разве будут мужики обсуждать свою семейную жизнь по телефону? Он-то и звонил мне раза три за все годы. Каждый разговор – по три слова. «Как дела? – Нормально. – Завтра мой заместитель едет в Лондон, тебе не надо что-нибудь передать?» Вот и все разговоры.

– А как ты, вообще, живешь-то там, сестренка?

– Ох, не спрашивай, – вздохнула Маргарита. – Давай лучше покурим.

– Я бросила, – равнодушно пожала плечами Наталья.

– Зачем?! – удивилась сестра.

– Там, на моем проклятом острове, сигареты пять долларов пачка. А у меня зарплата была двести баксов. Кормежка бесплатная, конечно. А вот сигареты – шиш. К тому же строгий запрет: при гостях не курить. Как в пионерлагере, прятаться нужно было.

– Круто ты попала.

– Все уже. Как попала – так и вырвалась. Пришлось уволиться.

– Почему?

– Не хотели отпускать к отцу на похороны.

– Вот сволочи! И что ты теперь будешь делать?

– Понятия не имею.

Рита встала с кресла, достала из сумочки пачку сигарет, отошла к окну, приоткрыла створку, со вкусом закурила.

– Ничего, что я тебя отравлю?

– Ничего. Только комаров мне не напусти.

Разговор не клеился. Слишком много времени прошло после последних задушевных бесед между сестренками. Ох, давно это было – кажется, так давно, что даже непонятно: было ли вообще?

– А что ты про все это думаешь? – Рита обернулась к Наталье и обвела руками перед собой – та, несмотря на неопределенность жеста, поняла, что имеет в виду сестра. Однако на всякий случай переспросила:

– Про отца и Тамару?

– Да.

Маргарита выдохнула дым прямо в комнату, Наталья брезгливо замахала рукой, отгоняя его.

– Прости.

– Ничего… Отца, конечно, жалко. Знаешь, я с самого начала чувствовала, когда он маму бросил и с этой стервой связался: не будет у него счастья.

– Значит, жалеешь его?

– Конечно, жалею.

Рита отвернулась от окна, затянулась последний раз, загасила сигарету в пепельнице и с вызовом, выпятив подбородок, произнесла:

– А я вот – не жалею. Нисколечко. И даже думаю: хорошо, что он умер.

– Да что ты такое говоришь! – ужаснулась Наталья.

– Да. Очень хорошо. – Озлобленно повторила Рита. – Только жалко, что слишком поздно. И жалко, что перед смертью не мучился совсем. «Бах!» Взрыв прогремел – и готово, душа уже на небесах. Всего шесть секунд – жаль, что так быстро.

– Нельзя так говорить… – пробормотала пораженная и смущенная Наташа.

– Можно! – яростно прошипела младшая сестра. – Я никогда не забуду, что он нашей маме сделал! Все то зло, что он ей причинил! Он, наш папаня, – мерзавец, ублюдок, сволочь! Ты знаешь, почему я училище бросила, за Пита вышла и в Англию уехала? Я тебе не говорила, нет? Чтобы от него, от отца, держаться подальше! Видеть его не могла! Слышать ничего о нем не хотела!

– Закрой окно, – хмурясь, произнесла Наталья, – а то дует и комары налетят.