Американский голиаф - Харви Джейкобс

– Слухи? Насчет Аарона? Эти казаки вешают на него домашних мух, прыщи, кукурузу и мозоли. Он еврей. Был евреем. А еврей в Кардиффе должен отдуваться за плохую погоду. Особенно если этот еврей нашел исполина.

– Я не говорил ни о какой ответственности. Я здесь не для того, чтобы указывать пальцами.

– Указывайте, если хотите. Какая разница? Он умер.

– Скажем так если – я подчеркиваю: если – если вдруг окажется, что ваш внук, да пребудут с ним ангелы небесные, по чистой случайности, лучше скажем по незнанию, отнюдь не намеренно, как-то оказался обладателем этой определенной части, мне хотелось бы, чтобы вы знада: одна персона, обладающая немалым весом, некоторым образом заинтересована в приобретении этого единственного в своем роде объекта.

– Вы хотите купить Голиафов шмекель?

– Ответ – да, мистер Бапкин. За разумную сумму.

– Что вы будете с этой штукой делать? Прилепите туда, где была, и сделаете собственного голема?

– Причины, по которым я намерен найти и сохранить у себя сей объект, не обсуждаются. Если вас заботит перспектива соединения исполина с потерянным придатком, оставьте эти мысли. Такого не случится.

– Поклянитесь.

– Я не клянусь, мистер Бапкин. Я обещаю. Если, как предполагаемому обладателю личного имущества Аарона Бапкина, вам что-либо известно о судьбе части окаменевшего фаллоса, скажите мне об этом, и мы обсудим детали. Могу вас уверить, и тому свидетельством мое сегодняшнее здесь присутствие, я готов к серьезному разговору.

– Чисто предположительно, если у меня есть что продать, какую цену мне надо назначить? Ткани я знаю до последнего пенни, но шесть дюймов камня?

– Какова, по-вашему, должна быть цена?

– Мистер Вандербильт, я знаю, вы человек небедный. Но раз уж вы пришли лично, я не стану пользоваться своим преимуществом. Вы могли прислать дядю Сэма, если б захотели. Предположим, у меня есть то, что вам надо, и я готов торговаться Я бы сказал вам тогда, что мой внук положил глаз на участок земли в Вишневой долине. Десять, может, двадцать акров. Вместо дома там какие-то развалины. Как бы нам взять эту землю, починить дом и добавить бунгало по соседству?

– Двадцать акров и два дома?

– Проявите великодушие. Добавьте тысячу на пару мешков с семенами. Мой внук любит свежие овощи. Где он взял такой вкус? Точно не с моей стороны.

– Но ваш внук умер.

– Определенно умер. Ушел и умер. Хотя всякое бывает.

– Ваша цена чрезмерна.

– Вот и хорошо. Ищите шмекель у других исполинов. Вон их сколько посреди дороги валяется. – Исаак принял задумчивый вид и потянул себя за бороду. – Перед тем как уйти, мистер Вандербильт, окажите любезность. Скажите, сколько бы запросил Аладдин, когда б кому-то приспичило потереть его лампу.

– Восемь акров, один дом, и ни цента больше.

– Десять акров, дом, крепкий флигель, пять сотен наличными.

– Гнусный семит.

– Бумаги оформляйте на мое имя.

– Вам стоило бы поразмыслить над девизом нашей семьи: «Честь прежде выгоды», – сказал Вандербильт.

– Будь у вашей семьи другой девиз, вы могли бы стать по-настоящему богатым человеком, – ответил Исаак.

К концу экскурсии по «Хумидору Халлов» у Саймона в глазах стояли слезы. Он обнял Лоретту, затем Бена.

– Я о таком и не мечтал, – проговорил старик. – Помню, как много лет назад, еще юношей сидел я на скамье и одна только ваша мать помогала мне сворачивать листья. У нее были поразительные руки, а еще интуиция, чтобы чувствовать миг, когда волокнистая недоспелость сменяется истинной зрелостью, и превращать бестолковое растение в нежного и долго не сгорающего младенца. А какой скромности женщина. Как бы я хотел, чтобы она была здесь и разделила со мной радость.

– Она и так здесь, – сказала Лоретта. – Где ж ей еще быть?

– Да, Лоретта, я представляю, как она ходит из угла в угол, от полки к полке, принюхивается и улыбается, суетится и вытирает пыль. Если все это разрушится из-за Джорджа…

– Может, и наоборот, – сказал Бен. – По крайней мере, Нью-Йорк теперь знает наше имя.

– Даже Эдвина Бута простили за преступление брата, – вступилась Лоретта. – Говорят, Нью-Йорк не успевает ничего запоминать. Каждый день – первый. Я не верю, что мы разоримся, какой бы грех ни совершался по соседству.

– Но посмотри в окно. – Саймон указал на трещину, что, словно молния, исполосовала стекло. – Какая еще нам предстоит расплата?

– Это все сумасшедший беспризорник, – сказал Бен. – Пацан со ржавым молотком сорвал злость на непонятно кого. Вряд ли это связано с Джорджем или Голиафом. В городе целый букет ненормальных, приходится терпеть. К завтрашнему дню стекло заменят.

– Хорошо, если бы все разрушения чинились с такой же легкостью, – вздохнул Саймон. – Бен, Лоретта, я должен сказать, что долгие годы Джордж был нам чужим. Да, он мой сын и ваш брат, и это неизменно. Но ему не было места в нашем деле, и он никогда не понимал всей прелести заботливо скрученной сигары. Он не подозревал, что курение – это молитва. Когда придет художник рисовать вывеску, пусть напишет на новом оконном стекле «Хумидор. Саймон Халл и сын», ибо только один из моих сыновей заслужил это звание.

– Не делай поспешных шагов, отец, – попросил Бен.

– Я обошелся бы с Джорджем еще жестче, если бы не Анжелика, – сказал Саймон. – У меня к ней очень теплые чувства.

– Вряд ли Джордж или Анжелика останутся без средств, – возразила Лоретта, – Они неплохо заработали на своем исполине. И ни слова нам, ни мысли о том, какому риску подвергается общее имя.

– Тем более что это имя будет носить Анжеликин ребенок, – добавил Бен.

– Ребенок? – переспросил Саймон. – Какой ребенок?

– Я забыл, что ты не знаешь, – ответил Бен. – Да, это так. – (Лоретта закатила глаза к потолку.) – Да, Анжелика ждет ребенка. Правда, она неважно себя чувствует, а потому сейчас в Кардиффе набирается сил.

– В Кардиффе?

– С Бертой, – пояснила Лоретта. – Остается надеяться на лучшее для этого маленького несчастного узелка, раз уж у его матери такое слабое здоровье.

– Мы все время молимся за Анжелику, – сказал Бен.

– Анжелика в Кардиффе, вы вдвоем в Нью-Йорке, Джордж тоже. Кто остался в Бингемтоне?

– Мы боялись вам говорить, – ответила Лоретта. – Джордж назначил главным кого-то из бригадиров.

– Но Бингемтон – сердце всего предприятия.

– Я собирался поехать туда как можно скорее, но как я могу бросить все здесь? – сказал Бен. – Еще и поэтому мы рады видеть тебя дома, отец. Филиалы жалуются на недопоставки и даже на качество товара, который к ним приходит.