Там, где цветет полынь - Олли Вингет

Уля была на полпути к двери, готовая выскочить в коридор, повиснуть на широких плечах соседки, удержать от рокового шага, но дядя Коля ее опередил.

– Ты меня не пугай! – злобно выплюнул он. – Корова ты жирная! Тварь ты подзаборная! Что молчишь? Слова забыла? Сука! Да я тебе сейчас эту рюмку сам в глотку засуну, поняла?

Раздался грохот шагов, шум борющихся тел и слабый, чуть слышный стон. Когда Ульяна распахнула дверь, все уже случилось. Наталья телом прижала к стене слабо трепыхавшегося дядю Колю. Со стороны казалось, что она обнимает его, но правая рука ушла в сторону, чтобы резким движением вернуться обратно. В судорожно сжатых пальцах блестело лезвие самого острого ножа Оксаны.

– Я не корова! – рычала Наталья. – Я не страшная! Я не дура! Понял меня? Понял?

Но дядя Коля уже не мог ей ответить. Из его рта текла кровь, путаясь в бороде, заливая грудь, в которую размеренно впивался нож. Удар за ударом. Удар за ударом.

Уля застыла на пороге, пытаясь удержать сознание на тонкой, дрожащей грани между происходящей в темном коридоре безнадегой и сладостным небытием. Ей отчетливо запомнилось, как вспыхнула полоска света в приоткрытой двери Оксаны – вспыхнула и тут же пропала. Лишние свидетели смерти ни к чему.

Наталья взмахнула рукой в последний раз и с чавкающим, тошнотворным звуком выдернула нож из мужниной груди. А потом осторожно, почти нежно, уложила Николая на пол, не оглядываясь подошла к двери, звякнула там ключом, шагнула на лестничную площадку и исчезла из вида. Только тяжелые шаги вниз забухали.

Дух крови разливался по всей квартире. Крик застрял в Улином горле – ни сглотнуть, ни выпустить. Она зажмурилась, чтобы лежавшее перед ней тело хоть на одну секунду перестало выжигать глаза. Тьма услужливо приняла ее, дыша горечью в пылающее лицо. Уля вдохнула, надеясь, что полынь прогонит запах крови. И тьма тут же рассеялась – где-то далеко зажегся прожектор. Где-то рядом была нужная Уле вещица.

На полу возле самых ног светилось что-то маленькое и важное. Что-то, наполненное особой, полынной силой. Не отдавая себе отчета, Уля наклонилась, протянула руку и сжала вещицу в пальцах. Прикосновение холодного стекла и теплой липкой влаги тут же заставило ее открыть глаза.

Она склонялась над бездыханным телом. Кончики пальцев вымазались в остывающей крови. Ладонь сжимала рюмку.

«Ты меня не обзывай больше, ты мне больно словами-то не делай. Уходи себе…» – мигом прозвучал в ушах приглушенный стеной голос Натальи.

И картинка сложилась. «Смертью, выданной за слова…» – загадал ей Гус.

– Это два, – выдохнула Уля.

Смерть делает человека уязвимым. Этот страшный урок Ульяна выучила три года назад и теперь, судорожно распихивая свой жалкий скарб по отделениям старой спортивной сумки, все пыталась и не могла успокоить бешено стучащее сердце.

Она спиной чувствовала, как за дверью медленно остывает окровавленное тело. Где сейчас бродит Наталья? Одинокая, сумасшедшая, несчастная. Когда Оксана наконец решится вызвать полицию и скорую? И решится ли? А может, с утра, как обычно, выйдет в коридор и, проклиная нерях-соседей, начнет прибираться? Схватит дядю Колю за окоченевшие ноги и потащит к мусорным бачкам. Вытрет кровь с линолеума, сбрызнет лимонным освежителем воздух, ругнется и уйдет к себе скандалить с мужем и раздавать подзатыльники сыну.

От этих мыслей Уля нервно хихикнула и тут же подавилась смешком. Слишком уж похож он был на первый всхлип истерики, которая уже вскипала в Уле ураганной волной. Но истерить было нельзя. Нельзя было плакать, вопить и бежать куда глаза глядят, пока жалкие пожитки не сложены в сумку. Пока не найден хотя бы один приемлемый вариант временного убежища. Потому что на улице ночь и первые морозы, потому что оставаться здесь никак нельзя. Потому что крик уже щекочет горло, потому что месяц игры перевалил за половину, а в кармане куртки лежит заветная вещица. Второй подарочек. Рюмка, измазанная в крови, несущая печать смерти Николая, выданной супругой за обидные слова.

«Как такое могло случиться? – металось в Улиной голове. – Как? Как?»

Ведь смерть, показанная полынью, была совсем иной. Это Наталья должна была зайтись рвотной пеной, отравленная коктейлем из коньяка и своих таблеточек. И смерть ее никак не вязалась с игрой Ульяны. Как же вышло спасти одну жизнь, подтолкнув к черте другую, если это и вовсе невозможно? Как сумела вдруг стать подарочком вещица, за которой Уля совсем не охотилась? Что это – немыслимая удача? Или еще одна ловушка Гуса, в которую она не раздумывая шагнула?

От страха стало трудно дышать. Уля попыталась сосредоточиться на простых движениях рук. Вот четыре потертых футболки сгинули в жадной пасти сумки, вот оранжевый свитер, растянутый, но теплый, последовал за ними. Еще одни джинсы – порванная коленка, капли машинного масла – поскользнулась у дороги и рухнула прямо в лужу. Легкие кеды, три пары носков, пакет с застиранным бельем.

Кто бы мог подумать, что у нее, шмоточницы, красотки с задатками шопоголика, станет так мало одежды?

Смертность делает человека уязвимым. Он, как воздушный шар на тонкой ниточке, носится между небом и землей одной ногой в жизни, второй – в смерти. И вещи, которыми все так старательно заполняют свой быт, должны доказывать нам самим, что мы еще есть. И наши желания, мечты, ощущения все еще существуют. А значит, ниточка никогда не порвется. Только это не так.

Уля знала наверняка. Страх смерти пахнет полынью, он делает человека уязвимым. И нет ни единого средства, чтобы это исправить. Ты можешь скупить целый торговый центр, но если тебе суждено оступиться на выходе и разбить голову о плитку, ты выйдешь, оступишься и разобьешь. Так есть ли смысл в вещах, которыми мы припорашиваем беззащитность нашей жизни, кроме как простое сокрытие наготы?

Уля покачала головой, прогоняя тяжелые размышления. Они мешали. Они сбивали с толку. И продолжали метаться в голове, играя в чехарду. Когда в чрево сумки была спрятана последняя скомканная майка, Уля чувствовала себя окончательно разбитой и обессиленной.

Оставалось еще одно, возможно, самое важное. Записки Артема скомканной грудой лежали на спинке дивана. Ульяна пыталась расправить их, собрать аккуратной стопочкой, но руки слишком дрожали и листочки постоянно падали, разлетаясь по полу, похожие на странных белых птиц с широкими исписанными крыльями.

Уля наклонилась, подхватила стопку, пригладила ее рукой и бережно положила поверх одежды. Прикрыла все это полосатым шарфом, осторожно застегнула молнию и наконец выдохнула. Сборы закончились. Но мыслей, куда податься, так и не появилось.

За окном медленно начинало светать. Еще час, ну два, и сыну Оксаны пора будет собираться в школу. Переступит ли он через мертвого дяденьку по пути в туалет? Моральное отупение ребенка, даже растущего в компании скандальной мамаши и туповатого отца, не могло достигнуть таких масштабов. Так что полиция приедет. И очень скоро.

Не хватало только потратить уйму времени в участке. Показания, свидетельства, разборки. Как объяснить, почему ее следы остались рядом с трупом? А если она видела расправу, то почему сразу не позвонила куда следует?