Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

– Пошли в подвал? Знакомиться!

– Пошли!

Оказалось, в самой глубине подвала была еще одна дверь. С внешней стороны каменная, а с внутренней – кожаная, лоснящаяся и живая. Когда дверь открывалась, она чавкала. Малыш сказал ей, что чавкать при посторонних неприлично, но дверь зачавкала вдвое громче. Она так смеялась. Врезной замок здесь напоминал рот с острыми зубами. Зубами замок вцеплялся в косяк, когда дверь закрывали. А чтобы дверь открыть, надо было дернуть за торчавшее из стены ухо. Только не сильно, иначе дверь обижалась и могла укусить.

Это Карлсон так сказал, и Малыш ему сразу поверил.

– Замечательная дверь! – добавил Карлсон.

– Ага! – согласился Малыш.

Вообще подвал оказался куда больше, чем думалось поначалу. За следующие три года Малыш открыл для себя великое множество всяких комнат, коридоров, лестниц, тоннелей – прямо настоящий лабиринт. И друзей новых приобрел кучу. Кстати, оказалось, что подвал уходил еще на два-три этажа вниз. Но на самое дно они с Карлсоном спускались редко: там было темно и скучно. Местами воды по колено. Жили там мрачные Топляки-луподыры и скукоженные Дренажеры, похожие на сушеных летучих мышей. Играть они ленились. Если Карлсону удавалось их уговорить, то игры получались какие-то однообразные, большей частью в «съем-не-съешь!», и быстро надоедали.

Зато на верхнем ярусе подвала было куда веселее. Тут имелись комнаты с кроватями-скакунцами (они сами прыгали, как железные лягушки, скрипя пружинами!); попадались углы с захлопом, где так здорово играть в «хлоп-шлеп». Щелкун, похожий на огромного черного кузнечика с дюжиной перепончатых лап, ловко щелкал Малышу орехи кусачками. Кусачки росли у него из ноздрей. Орехи непонятно где добывали Кружулики. Может, воровали. Чтобы они поделились орехами, надо было разрешить им себя закружулить. Малышу нравилось. Он часто кружулился за орехи.

А еще Карлсон показал ему свою домовинку. Там он отдыхал, уморившись от игр.

Однажды Малыш спросил у Карлсона, можно ли привести сюда друзей.

Карлсон задумался. Лицо его от мыслей пошло пятнами.

– А если им не понравится? – спросил он. И вдруг просиял. – Води! Будешь как я. Ну, почти как я. Потому что у тебя нет шнурка и домовинки. Только води по одному. Тут не всем нравится.

Как кому-то может не понравиться в подвале, Малыш не понимал.

Но скоро понял.

С друзьями не заладилось. Сашка Маленин отказался после первого раза, Захар Кононенко вообще не пошел. Только Янка Мааса, смуглая девчонка, которую перевели к ним в девятом классе, трижды ходила и говорила, что нравится. А потом и ей расхотелось. И дружить с Малышом расхотелось. Но Малыш не особенно расстроился. Он уже знал, что большинство людей – странные. Им в подвалах не очень-то хорошо.

Когда по телевизору начали показывать фильмы ужасов, Малыш сразу понял: это комедии про подвал.

Смешные.

Со временем Малыш вырос. Закончил школу, поступил в Университет. Получил диплом, пошел на работу. Женился. Хотя и не сразу. Его первой невесте не понравилось в подвале. И второй тоже. Зато с третьей все прошло превосходно! Когда их сыну исполнилось семь лет, мама и папа подготовили ему Большой Именинный Сюрприз: в этот день они впервые взяли его с собой в подвал.

Сын был в восторге.

Иногда Малыш водил в подвал сослуживцев и еще кое-кого, например глупого пьяницу с ножом, который хотел поиграть с ним на троллейбусной остановке. И жизнь складывалась наилучшим образом.

А потом Малыш совсем вырос и даже состарился.

Однажды к нему пришел Карлсон. Давно не ходил, забыл, наверное, а тут взял и пришел. Малыш тоже давно не ходил. Все больше в постели лежал. Поэтому очень обрадовался.

– Пойдем в подвал? – спросил Карлсон.

Он смущенно дергал шнурок и старался не смотреть на Малыша.

– Ага, – улыбнулся Малыш. Старый, он сейчас помолодел, улыбаясь.

– Ты не боишься? – тихо спросил Карлсон.

– Не-а, – расхохотался Малыш. – Это ведь наш подвал. Чего там бояться?!

Карлсон вздохнул с облегчением.

И они ушли в подвал.

Странное что-то случилось в это утро с красным бойцом Оксаной Бондаренко. То ли солнце светило особенно ярко, то ли воздух, сладкий и по-весеннему пьянящий, разбудил давно не бившееся сердце. Улыбнулась Оксана, огляделась вокруг, словно все впервые увидев: и близкий лес, листвой молодой залитый, и зеленую траву на просевших могилах. Трухлявое дерево старого креста теплым показалось.

Вздохнула красный боец Бондаренко, воздух губами молодыми тронула. И совсем не то сказала, что думала:

– С праздником вас, Андрей Владимирович!

«Христос воскрес» – так и не выговорила. Не смогла.

Поручик Дроздовского полка Андрей Владимирович Разумовский удивленно вскинул светлые брови, подумал, встал с зеленой травы.

– Спасибо, Ксения. Воистину воскрес!

Обычно они ругались. Девушка обращалась к классовому врагу исключительно на «ты», а «вы» поручика звучало хуже всякой брани. Но… Не иначе утро сегодня было такое особенное.

У мертвых порядки строгие, но и послабления бывают. Трижды в год отпуск положен – в Жиловый понедельник, на Троицу и, понятно, в Великдень. Ненадолго, на сутки всего, но и этому будешь рад. Тем более и церковь рядом, и священник, такой же, как ты, отпускник, ждет на службу.

Красный боец Оксана Бондаренко поповских обычаев не признавала и ни в один отпуск церковный порог не переступила. Жалели ее соседи, тихие покойники из ближайшего села, головами скорбно качали. И без того, мол, грешница великая, без креста и ладана закопана, так еще и церковь стороной обходит, Бога о прощении не просит! Оксана только смеялась, не отвечала даже. Грешницей она себя не считала, предрассудки отбрасывала прочь, а главное, числила себя победительницей. Свою войну она выиграла, пусть и не дожила слегка.

Ее убили весной 1921-го на такой же пасхальной неделе, за день до Великдня. Ударила пулеметная очередь с махновской тачанки, рухнула в свежую траву боец славного отряда товарища Химерного, вдохнула в последний раз острый запах теплой земли. До дня рождения оставался пустяк – месяц всего. Не довелось – так и осталась двадцатилетней. Вырезали друзья звезду из жести, обложили дерном могилу, сказал товарищ Химерный твердую партийную речь…

Поручик Разумовский тоже считал себя победителем. Разрубила его горло красноармейская сабля в лихом бою летом 1919-го. Вкопали товарищи наскоро срубленный крест, дали залп в горячее небо – и ушли дальше, на Москву. Не о чем было жалеть Андрею Разумовскому, и не жалел он. Вот только в церковь тоже не ходил, а почему – молчал. Спросят его, пожмет поручик плечами под золотыми погонами, закусит зубами сорванную былинку…