Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

— Догадываюсь. — Он вышел из ванной с абсолютно сухими руками, видно, просто так открывал воду. — Говорил же — надо было в городе встретиться. Ладно, проехали. Ты ни при чем, это я неадекватен. Подумал, что сейчас рожи эти еще начнут спрашивать, к кому да зачем, и еще и по карманам хлопать. А ты же знаешь, я без пистолета не хожу — времена такие пошли, что честному бизнесмену без оружия лучше никаким бизнесом не заниматься. Ладно милиция — им разрешение показал и отстанут, хотя час времени точно отнимут. А эти нервные, может, стреляться тут с ними, что ли?

— О, простите… — выдавила извиняясь, внушая себе, что она обязана его расслабить — потому что он даже говорил сейчас совсем иначе, ничего джентльменского не было в нынешнем его лексиконе. — Я правда не знала…

— Ерунда! — Он улыбнулся ей неестественно, вымученно, снова косясь на входную дверь, вдруг делая к ней шаг и дергая ручку. Открыто показывая, что обеспокоен. — Показалось, что не закрыл. Совсем плохой стал — из-за тебя, между прочим. Пропала, к телефону не подходишь, я уже нервничать начал. Чуть с ума не сошел, когда утром тебя услышал, — дел была куча, день расписан, еле дождался. Вот и среагировал так на этих внизу…

Она смотрела на него молча, боясь открывать рот, зная, что в голосе будет злая ирония.

— Так, прошу обратить внимание. — Он повертел в руках свой аккуратный портфельчик с золотой табличкой «Ферре», глядя на нее многозначительно, кажется, наконец взяв себя в руки — или даже обретя хорошее настроение. — Я в некоторой степени виноват в том, что с тобой было, — и должен загладить свою вину. Для начала предлагаю слегка отметить окончание всех проблем. От ресторана ты отказалась, так я кое-что привез. Красное вино, французское, «Бордо», и сыр французский, название забыл, длинное что-то. Я не ошибся? И еще тут у меня кое-что — чтобы тебя разжалобить и обсудить вопрос о моем помиловании. Но это попозже. А пока с тебя нож и штопор — зная твою любовь к кухне, сделаю все сам…

Он возился на кухне, а она вернулась в комнату, придвигая журнальный столик поближе к дивану, расставляя бокалы, садясь в кресло. Вспоминая, как утром, только приехав сюда и еще не собираясь назначать встречу Виктору — да вообще о нем не вспоминая, — позвонила на работу Вике. Минут десять выслушивая восторженные вопли и счастливые всхлипы, извинения и просьбы о прощении, бессвязные рассказы о том, как она пыталась вытащить Марину из милиции и вдруг узнала, что та пропала, о том, как обрывала ее телефон и даже съездила на дачу к ее родителям, умудрившись их не напугать, как уже готова была подать в милицию заявление об исчезновении, но вовремя спохватилась. А потом в этом потоке промелькнула фраза о том, что названного Мариной счета в кипрском банке нет и не было никогда.

— Я говорила, что он мерзавец, скотина, гад! — Яростный Викин шепот распалял трубку, но она его не слышала толком, замерев перед телефоном, тупо глядя в стену, ощущая внезапный холод внутри. — Он мне сразу не понравился. Ничего, мы его прижмем — ты только не волнуйся, ладно?

— О, для этого нет причин. — Она заставила себя произнести фразу как можно равнодушнее. — Наверное, я перепутала номер счета — так и было, конечно. Знаешь, я сейчас не могу говорить — я не одна. Нет, со мной все в порядке — потом расскажу, не по телефону. Я к тебе заеду в выходные — вещи забрать. Нет, не только — ну что ты. Да, я тебя тоже люблю…

А потом она набрала ему. Поздоровавшись вежливо, заботливо поинтересовавшись, как его дела. Сообщая, что звонит из дома. И была бы рада с ним встретиться, но сегодня из дома выйти не сможет — ей беспрерывно звонят из разных газет. И завтра, видимо, тоже не сможет. И было бы чудесно, если бы он к ней приехал, — но если ему это неудобно, они встретятся потом, послезавтра, возможно. И замолчала, отчетливо слыша на том конце растерянность, суетливость, нерешительность, раздражение.

Она понимала, что он не ждал ее звонка. И хотя, кажется, был ему рад, ехать к ней не хотел — но при этом не приехать не мог. После всего, что было — и что произошло вчера, — просто не мог. Единственное, что он мог, — это оттянуть время встречи. Что он и сделал — появившись в четыре часа дня, хотя она ему позвонила в десять утра. Но все же появившись. И сейчас он с излишне веселой улыбкой — вместо обычной сдержанной и почти призрачной — садился напротив, на диван, ставя рядом свой портфель, разливая по бокалам вино. На донышко — себе, и полный — ей.

— Ну что ж — за окончание твоих… наших проблем? — Он все еще пытался взять себя в руки и продемонстрировать ей, что спокоен. Но нервозность была во всем — и в том, как поспешно он поправился, и в выражении лица, и в торопливом поднимании бокала. И в том, как сильно он ударил своим куском стекла о ее. — Извини — от избытка чувств. За нас?

Она прикрыла глаза, видя сквозь ресницы, как он подносит бокал к губам, даже не смочив их, кажется. И тут же отставляет его в сторону, нагибаясь к портфелю, щелкая замком.

— Это тебе. — Он протягивал ей красную коробочку с золотыми буквами на крышке. — Нравится?

Кольцо от Картье, из белого золота, изящное, но слишком массивное для нее, впечатляло. Хотя сразу было видно, что оно ей велико. Но она восхищенно округлила глаза, рассматривая его со всех сторон, думая, что, даже будь оно ее размера, она бы никогда такое не надела — потому что в золото был впечатан желтый камень, наверняка драгоценный, но ей, отрицающей все камни, кроме бриллиантов, показавшийся обычной стекляшкой.

— О… я не ожидала… Это так дорого — и так неожиданно… — Она все еще не сводила с кольца глаз. — Вы мне никогда… и вдруг… Чем я заслужила?

— Это всего лишь маленький сюрприз. — Он явно доволен был ее реакцией и, кажется, начинал расслабляться наконец благодаря ее игре. — Скромный презент по поводу окончания всех проблем. И если угодно, нечто большее…

— Вы хотите сказать… — Она подняла на него удивленный взгляд. — Я не понимаю…

— Я хочу сказать, что все позади, — а впереди заслуженный отдых, — пояснил терпеливо. — И разговор кое о чем — ты ведь не забыла?

— Вы хотите сказать… — Она делала вид, что плохо соображает, поскольку потрясена его подарком. Который стоил-то всего тысячи две — немало, с одной стороны, но по сравнению с тем, что должно было лежать на несуществующем счете, просто жалкие копейки. — Неужели?.. Вы что, делаете мне предложение? Или…

— Что-то вроде. — Он кивнул, обозначая улыбку — на мгновение становясь прежним собой, уверенным, спокойным, сдержанным. — Надеюсь, ты его не отклонишь?

— О, как я могу? — Ей, кажется, удалось передать полное восхищение. — Конечно, нет!

Зазвонил телефон, и он резко обернулся на него, а потом на нее. Так резко, что она даже удивилась про себя.

— Слушай, это к тебе с цветком шел? — Голос Андрея был чем-то озабочен. — Мы его пропустили, а щас задумались чего-то. Ты его знаешь? Он рядом, что ль? А, понял. Он че, журналист? Не похож чего-то. Ну, все нормалек у тебя? Ну давай — мы тут.

Она медленно опустила трубку на рычаг. Зная, что ему почему-то не понравился звонок и эти ее не слишком уверенные и слишком короткие реплики — «да! да-да…» — которые в переводе на нормальный язык могли означать все, что угодно. Зная, что и ей он почему-то не нравится. Зная, что появление Виктора почему-то не понравилось тем, кто охранял ее внизу.