Те, кто против нас - Борис Руденко

* * *

По последней переписи в Михайловске проживало тридцать восемь тысяч человек. Не так давно он был самым обычным среднерусским городком, живущим размеренной, спокойной жизнью. Два самых крупных городских предприятия — мебельная фабрика и завод «Стройдеталь» — обеспечивали работой большую часть населения. Мебель из Михайловска — без особых изысков, но добротная и недорогая — пользовалась неизменным успехом у покупателей близлежащих городов и поселков. В городе было четыре школы и две больницы, туристическую базу на озере Глубоком хорошо знали любители природы, съезжавшиеся сюда на отдых из Москвы и Санкт-Петербурга.

Но за последние десять лет тут многое переменилось. Фабрика и завод были акционированы. Очень скоро обнаружилось, что большая часть акций мебельной фабрики находится в руках нескольких держателей из числа бывшего руководства, которые продали их новым владельцам, появившимся в городке неизвестно откуда и пообещавшим создать в старых стенах современное производство. Прежнее оборудование было вывезено и продано как металлолом, корпуса ободраны до неузнаваемости. После этого жизнь на фабрике остановилась полностью. Через какое-то время горожане узнали, что планы новых владельцев переменились. Собственно, в городе их больше никто не видел. Фабрика, вернее, то, что от ее осталось, была перепродана несколько раз неизвестным фирмам, следы которых терялись где-то на просторах страны. Сейчас корпуса фабрики скорбно смотрели на главную улицу пустыми оконными проемами, вызывая в памяти прохожих кадры военной кинохроники.

С заводом «Стройдеталь» происходило примерно то же самое. Производство там было прекращено, он превратился в перевалочный склад импортных строительных материалов на пути из Европы в центр страны. Две школы и больница закрылись, вторая больница влачила жалкое существование, и городские власти рассматривали вопрос о ее реорганизации в небольшую поликлинику или вовсе в фельдшерский пункт.

Город постепенно умирал. В поисках заработка мужское население отправлялось в крупные города или сколачивало строительные бригады: территория вокруг Глубокого озера стремительно раскупалась и застраивалась особняками состоятельных сограждан, оценивших исключительную экологическую чистоту здешних мест, несмотря на удаленность от столицы.

Некоторое время назад в городе начались события, несколько всколыхнувшие местную атмосферу. У мебельной фабрики появился новый владелец. На этот раз не пришлый, а свой, из коренных михайловцев. Семен Бадигин, тридцати с небольшим лет, окончив в свое время техникум, начинал на фабрике мастером. После развала производства и месяцев безработицы сколотил небольшую артель, занявшись изготовлением деревянных дверей и оконных переплетов. Двери получались прочные и красивые, да к тому же вдвое дешевле импортных, что очень скоро оценили строительные фирмы, обслуживавшие начавшийся ремонтный и строительный бум в Москве.

Производство Бадигина успешно расширялось, в маленьком цехе, который он создал на своем земельном участке, работало уже человек двадцать, и Бадигин начал присматривать помещение побольше. Именно тогда на него наехали местные бандиты, почуявшие возможность отхватить кусок. Делиться с братками Бадигин не захотел. Попытался найти защиту у власти и милиции — не получилось. Тогда он просто закрыл производство и на четыре года уехал из города. Чем он занимался это время, в точности неизвестно. Согласно одним слухам, возобновил производство в другом месте, другим — занялся (и довольно успешно) торговлей импортной мебелью. Тем не менее в городе он появился уже в качестве нового хозяина, объявив, что намерен полностью восстановить производство.

И не только объявил. Нанятые им бригады строителей принялись за работу практически немедленно. Меньше чем за два месяца были восстановлены кровля и необходимые коммуникации, наново остеклены окна. В цех завезли станки, а еще через месяц из ворот фабрики выехала первая фура с готовой продукцией.

Вот тогда к нему снова пришли бандиты. Попытки Бадигина объяснить, что он намерен работать в своем родном городе исключительно «по-белому», без левой продукции, уклонения от налогов, то есть абсолютно открыто для любой проверяющей организации, успеха не имели. Бандитские посыльные имели четкие инструкции и доводов предпринимателя слушать не желали. Инициативу Бадигина они оценили в 10 тысяч долларов ежемесячной мзды. Правда, тут были возможны варианты. Точнее, один вариант, по которому Бадигин должен был передать браткам пятьдесят один процент акций предприятия, а также принять на работу в качестве главного бухгалтера и заместителя директора по сбыту рекомендованных бандитами людей. Бадигин попросил неделю на раздумье. Ему дали два дня.

Бандиты большей частью были местные. Городом и районом командовал коренной житель Михайловска Коля Пуд. Большую часть лет из своих сорока восьми он провел в тюрьме, хотя высокого звания вора в законе удостоен так и не был. Сейчас его уважительно именовали Николай Васильевич Пудов. Вначале именно к нему шел за разрешением любой начинающий предприниматель, решивший открыть свое дело в городе и окрестностях, будь то продовольственная палатка или обувная мастерская. Официальные бумаги имело смысл начинать выправлять, лишь получив одобрение Пуда. Бадигин начал не с того конца. Бумаги у него были в порядке, а вот необходимый визит Коле Пуду он не нанес.

Бадигин рассчитывал на иное. Начальником милиции Михайловска недавно назначили сверстника и давнего приятеля Бадигина Дениса Костылько. Произошло это совершенно случайно, в условиях жесточайшего дефицита опытных милицейских кадров. Костылько всего лишь возглавлял отделение уголовного розыска, и от должности начальника отдела его отделяли как минимум три служебные ступеньки. Бывший начальник ОВД попал в больницу с инсультом, предполагающим неминуемую инвалидность, один его заместитель от естественного продвижения по службе категорически отказался по одним ему известным причинам, второго, законченного алкоголика, которого держали лишь из уважения к возрасту и былым заслугам, позволяя дотянуть последние полгода да пенсии, мэр города не стал бы предлагать, даже если бы тот остался в Михайловске последним мужчиной.

Оттого назначение Костылько стало фактически неизбежным, хотя, узнав о нем, Коля Пуд выразил сильнейшее недовольство и клятвенно пообещал, что действующий мэр никогда больше не займет в городе должности выше уборщика общественного сортира на железнодорожной станции. Коля Пуд имел право на такое обещание, поскольку на следующих выборах собирался сделаться мэром сам.

Бадигин пришел к Костылько утром того самого дня, в конце которого жители страны увидели передачу Одиссея.

— Да понимаю я все, Сеня, — сказал в сердцах Костылько. — Но что я могу сделать? Взять этих «шестерок», которые придут к тебе за деньгами? Нет проблем! А дальше-то что? Городок у нас маленький, все на виду. Я ведь даже отработать их как следует не успею. Через полчаса Пуд адвокатов пришлет. А «шестерки» показаний не дадут, возьмут все на себя и даже чистосердечно признаются. Наш добрый судья Бычков даст им условно (после того, конечно, как Коля Пуд его, по обыкновению, подмажет). А ты как жить будешь? Я к тебе постоянную охрану приставить не могу — нет у меня для этого людей. И фабрику не могу круглосуточно охранять по той же причине. Коля Пуд это знает.