Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба - Алексей Миронов

пленников могу сейчас в острог отвести, а могу и у себя в холодной подержать денек.

– Князь уедет сейчас, да только завтра поутру вернется, – неожиданно сообщил ему радостную новость воевода. – Да и я с ним. Вот утром и привезешь к нам в кремль пленников для разговора. А пока у себя посади под замок. Да смотри, чтоб не утекли. Стереги крепко.

– Не беспокойся, воевода, – ухмыльнулся Коловрат, у которого как гора с плеч свалилась, – я их уже который день за собой тащу. Не сбежали. И теперь не сбегут.

На том и расстались. Даромысл с воеводой, проехав межградие, направились к Спасским воротам, а Коловрат свернул к себе домой в Средний город с приказчиками и пленниками. Правда, прежде наказав Ратише доставить мертвых ратников по домам да каждому дать на похороны.

Перед тем как свернуть с главной улицы Среднего города к своему терему, боярин остановил на съезде с холма коня и окинул взглядом любимый город, в котором, несмотря на утренний час, уже кипела жизнь. Торговцы везли свои товары на рынок, прохожие пестрой толпой разбредались в разные концы по делам, а в церкви гулко звонил колокол. Услышав этот звук, Евпатий посмотрел сначала на Спасский собор, где крестили его младенца. Потом на едва различимые вдалеке купола Борисоглебского собора, от которого после недавнего землетрясения отломилась и рухнула вниз златоглавая башня с крестом, оставив после себя зияющую черную дыру и страх в душах людей от такого предзнаменования. Перекрестился и поехал домой.

Заехав к себе на двор, где его встретили слуги, боярин бросил поводья конюху, которого звали так же, как и его в прошлой жизни, и велел отвести пленников в подземелье. Было в его тереме помещение, небольшое, но специально для дорогих гостей оборудованное на такой случай. Он все-таки не простым торговцем был, а служилым княжеским человеком, и надобность имелась.

– Руки им не трожь, а ноги развяжи, пока не посинели, – приказал он охраннику, который уже собирался согнать пленников с телеги, – до места сами дойдут. Теперь уж не убегут. Да каждого за лодыжку там цепочкой пусть прикуют на всякий случай. Кликни в помощники кузнеца моего. Все приспособы там имеются. Ну, сам увидишь.

Широкоплечий ратник кивнул, развязал сыромятные ремешки на ногах троих татарских пленников и старосты, а затем грубо подтолкнул к подземелью. Остальные воины выстроились полукольцом позади них, отсекая от ворот. Старший татарин медленно слез, осторожно встал на затекшие ноги и окинул цепким взглядом двор, в котором оказался, словно уже прикидывая, как отсюда сбежать. Коловрат перехватил его злой взгляд, но ничего говорить не стал. Решил, что позже обо всем переговорит. Время пока не пришло.

– А этому я скоро лекаря пришлю, – добавил боярин, глядя на синюю и опухшую физиономию старосты, – пускай смажет да полечит чуток, а то не ровен час еще окочурится. До разговора с князем нельзя.

Определив пленников на постой и выставив охрану, Евпатий отпустил приказчиков и наконец смог уделить время своей жене и ребенку. Несмотря на то что он управлялся с пленниками во дворе довольно долго, Лада не вышла его встречать. Это означало только одно: что она спит вместе с младенцем. Час был еще ранний.

Догадка его быстро подтвердилась. Едва Коловрат вошел в сени и с грохотом опрокинул забытый кем-то из дворовых людей бочонок, как встретился лицом к лицу с Марфой – пышнотелой девкой в белом сарафане, расшитом на груди и рукавах красными узорами, – которая копалась в сундуках.

– Тише вы! – яростным шепотом прикрикнула на него ключница, осторожно закрывая крышку сундука. – Барыня спит еще. Только что дите кормила и заснула.

Коловрат не стал с ней спорить и даже пропустил мимо ушей такую дерзость от своей служанки, все ж таки она берегла покой его жены и сына. Жестом подозвав ее поближе, Евпатий велел приготовить себе баньку да принести еды в дальнюю горницу. Взмахнув косой, которая доходила ей едва ли не до пят, Марфа поднялась наверх и кликнула других слуг. А пока они выполняли желания хозяина, боярин снял походные сапоги и, осторожно ступая, все же пробрался в светлицу на втором этаже, где спали его жена и сын. Дверь отворилась бесшумно: после рождения сына он сразу приказал смазать все петли салом, чтоб не скрипели. Прокравшись внутрь, Евпатий осторожно подошел к самой пастели и замер над ней в умилении. На широких полатях, заботливо укрытые покрывалом, спали в обнимку его жена Лада и сынишка, прозванный в честь деда Гостомыслом. Красивая головка Лады с распущенными русыми волосами лежала на пуховой подушке, из расстегнутого одеяния едва высовывалась мягкая женская грудь, у которой и прикорнул ребенок, наевшись материнского молока.

Евпатий потянулся было поцеловать спящую жену, – так он по ней соскучился в этом походе, – но удержался. Жалко ему стало Ладу, мог ведь разбудить. После родов женщина спит мало, все за дитем приглядывает, которое кричит непрерывно и есть просит. В такое время минута тишины на вес золота идет.

«Пусть отдохнет, моя ненаглядная, – решил Евпатий, осторожно выбираясь из светлицы, спускаясь по лестнице и выходя на крыльцо, – потом поцелую, когда выспится. Время еще будет. А мне в баньку пора наведаться, а то что-то от меня русским духом сильно пахнет, почитай уже вторую неделю не парился по-человечески. Да и Ладушке со мной чистым миловаться будет куда приятнее».

Перстень из пещеры запер в шкатулку и убрал подальше, как и кинжал. Скинув с себя походные одежды да попарившись вдоволь в баньке, Евпатий от души перекусил. Потом выпил медовухи, а поскольку Лада с младенцем все еще не просыпалась, то он и сам прикорнул прямо так, на лавке. Да не заметил, как его срубил богатырский сон. Приключения последних дней тоже даром не прошли. А проснулся он от того, что услышал рядом детское похлюпывание. Еле открыв глаза, больно глубокий сон с ним приключился, боярин сел на лавке и увидел, как его жена кормит младенца, сидя рядом с ним на той же лавке.

– Выспался, родимый? – спросила Лада, не прерывая кормления. – А мы уж заждались.

– Я давно тут, – как бы извиняясь, ответил Коловрат, потягиваясь и бросив взгляд за окно, где было уже полуденное время, – с утра самого. Но тебя не стал будить. В баньку пока сходил да сам покемарил.

– Уже доложили, – кивнула Лада.

– Даже знаю,