Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

Принято решение на самом верху – вводим кооперацию, расширяем возможности для частной инициативы, начинаем движение в сторону рынка. Стали готовить совместное постановление ЦК и Совмина. И поехало! Академики-экономисты в один голос кричат, что без новых правовых механизмов новые элементы экономики не заработают. Самойлов тоже предупреждает, без немедленных изменений уголовного и гражданского законодательства ничего не получится. Нельзя влить молодое вино в старые мехи! Нельзя!! Секретарь ЦК, ответственный за постановление, спрашивает, сколько времени на это надо. Ему говорят – минимум два-три года. Он матерится! Через три месяца, к Пленуму ЦК постановление должно быть готово. Самойлов прямо ему заявил – нереально! Точка. А Капустин – вроде всю жизнь толковым мужиком считался – вылез: «Мы сделаем». Вот, задница, пускай и делает!

Уже зайдя в кабинет, Самойлов вдруг сообразил, что в приемной заметил что-то необычное. Что-то резануло глаз. Вспомнил, там сидел ребенок. Самойлов вызвал секретаря.

– А что это за девочка в приемной? Ваша? – В голосе звучало раздражение.

– Нет, Василий Петрович, она к вам, – секретарша почему-то шептала, – она к вам на прием. Просит принять ее сейчас, поскольку в часы приема по личным вопросам она не может – у нее в школе уроки. – Шепот переходил в смех.

– Какой прием? Вы что, шутите? Она по какому вопросу? Об организации песочницы во дворе института? – Казалось, вся не высказанная в ЦК досада выплеснется сейчас на секретаря. Ничего комичного Василий Петрович в ситуации не видел.

– Она не говорит, – ответила в обычном деловом режиме секретарша, почувствовав наконец настроение шефа. – Сказала только, что по вопросу института. Я ее пыталась выпроводить, но она заявила, что ляжет на пол у вашей двери и будет здесь жить, пока не поговорит с вами.

– Глупости! Отправьте ее куда-нибудь!

– Можно милицию вызвать? Сама она не уйдет. Я уже все испробовала.

– Дьявол! Какую, к черту, милицию?! Ладно, зовите ее сюда, но сами не уходите, мне здесь только детских слез не хватало.

Слушаю, что тебе нужно, девочка? – Самойлов напустил на себя строгий учительский вид, надеясь, что это позволит максимально сократить пустой разговор с ребенком.

– Мне нужна честность! А моего папу обманули. Он написал диссертацию, а у него одну главу другой дядя перебрал (слово «передрал» Маше было незнакомо) и опубликовал в газете. Папе не верят, что это он писал. А я могу доказать… – тараторила Машка.

– Погоди, погоди! Что значит «перебрал»? – не понял Самойлов.

– Наверное, передрал, – перевела секретарша.

– Да, передрал, передрал, – обрадовалась наличию союзника Машка. – Он ее передрал. А писал папа. И теперь ему не разрешают защищать диссертацию.

– Ну и как ты докажешь, что это он ее писал? – Самойлов пытался понять, девочка пришла сама или ее подослал папаша, уличенный в плагиате и теперь любой ценой пытающийся спасти свою шкуру. – Ты почерковед?

– Кто? Я – Маша. Я Маша Осипова. – Подбородок у девочки уже дрожал.

– Ладно, ладно. Рассказывай, что случилось. Я тебе верю, поэтому не торопись и рассказывай. – Что-то подсказало Самойлову, что девочка хочет сказать важное. И еще Самойлов поймал себя на мысли, что общаться с непосредственным ребенком ему куда приятнее, чем с лощеными цековскими функционерами.

Маша минут десять рассказывала, как папа мечтал стать кандидатом, чтобы порадовать бабушку и дедушку, как он писал эту диссертацию вместо того, чтобы поплавать вместе с ней и с мамой в море, как она печатала ему карточки, как они вместе то с мамой, то с папой ездили к тете-машинистке, перепечатывавшей текст. Когда Машка говорила про карточки, Самойлов с секретаршей обменялись взглядами. В глазах женщины стояли слезы. Самойлов потер нос, потому что и у него что-то защекотало то ли в горле, то ли в носу, то ли в глазах.

– А кто твои бабушка и дедушка? – поинтересовался Самойлов. Секретарша поняла зачем. Ответ Самойлова обрадовал, а секретаршу расстроил. Она ведь не знала, что сегодня Самойлов ненавидел основной контингент аспирантских родителей.

– А как папина фамилия?

– Осипов, – Машка была так рада, что ее не ругают, – Вадим Михайлович.

– В каком он секторе?

– Я не знаю. Я у мамы постараюсь узнать.

– А почему у мамы, а не у папы? – как бы между прочим поинтересовался Самойлов.

– А потому что, если папа узнает, что я к вам приходила, он меня на месяц без телевизора оставит! – Более страшного наказания Машка представить не могла.

– Понятно! – нараспев протянул Самойлов, довольно кивая головой, – на нужный ему вопрос ответ он получил. – Знаешь, я должен разобраться. Хорошо, что ты пришла и все мне рассказала. – Самойлов на всякий случай решил еще раз убедиться в своей правоте. – Так, значит, с папой о твоем визите говорить нельзя, а с мамой?

– Нет! Нет! Ни в коем случае! Она точно папе расскажет!

– Она тоже не знает, что ты здесь?

– Не знает. Она бы не разрешила…

Секретарша, размазывая по щекам слезы, выскочила из кабинета.

Когда Самойлов остался один, он мучительно стал вспоминать, откуда знает фамилию этого Осипова. Читал его статью? Нет. Выступал на Ученом совете? Нет. Вел дело кого-то из его знакомых? Тоже нет. Что-то было… За окном раздался звук заводящейся машины. Двигатель чихал и никак не хотел начинать работать. Вспомнил! Забавнейшая была история.

Когда Самойлову дали новую «Волгу», в смысле, разумеется, не дали, а предоставили возможность купить по лимиту Академии наук, он сразу погнал ее к знаменитому шабашнику Климову. Тот обитал близ люберецкой свалки. Надо было сделать «протяжку» – вручную проверить и дотянуть все болты и гайки подвески. Еще Климов в шаровые опоры вкручивал специальные масленки, которые воровал в ЦАГИ, где работал в свободное от шабашки время. Чтобы те дольше прослужили. Почему до этого не додумались на ГАЗе, Самойлов понять не мог.

Кроме того, у люберецкого умельца делали антикоррозийку кузова. Климов покупал где-то «слева» мазут, разводил его бензином и из самодельной брызгалки наносил на днище. Затем машину несколько минут гоняли по специально отсыпанной песчаной полянке, песок смешивался с гремучей смесью, бензин испарялся, и непробиваемая для ржавчины броня автомобиля была готова.

Именно сегодня, на совещании в ЦК Самойлов вспоминал Климова. Вот для таких, как он, и нужны были кооперативы. Ясное дело, что инициативным людям давно тесно в рамках плановой экономики.

Тогда-то, около свалки, Самойлов и встретил Осипова.

Когда машину скатили с ямы, где колдовали с протяжкой и масленками, на свет вылез чумазый молодой человек, двумя пальцами вытащил из пачки сигарету, отошел в сторонку и закурил. Самойлов подошел было к нему дать на чай, но тот, не поворачивая головы, бросил: «Деньги – это Климову!» Самойлов поблагодарил, и вдруг юноша повернулся. На лице его был ужас. Возглас: «Это вы?!!» поставил Самойлова в тупик «Ну я. А что?» И вдруг молодой работяга, бросив только раскуренную сигарету на землю, стал жалобно оправдываться, что работает здесь не за деньги, а чтобы обучиться автослесарному делу, чтобы свою машину ремонтировать, что он только по выходным и т. д. и т. п. Самойлов стоял ошарашенный, выслушивая всю эту чушь, пока юноша не понял, что собеседник растерян и пребывает в полном недоумении, с какой стати он должен выслушивать все эти оправдания. Тут он и представился: «Я Осипов. Я у вас в институте в заочной аспирантуре. Вы меня простите?» Самойлов рассмеялся от души. Сам-то он начинал токарем на заводе…