Соучастники - Уинни М. Ли

может присыпать всю эту ситуацию глухим слоем землицы.

– Слушай, – сказала я и поглядела ей в глаза. – Делать ничего не надо. Не изводи себя. Все мы иногда выпиваем лишнего, и… Я вот лично спьяну делала что-то, в чем раскаиваюсь. Уверена, что большинство людей – тоже.

Она закрыла лицо руками.

– Ты умная девушка, и впереди у тебя большое будущее, – продолжала я, идя по стопам Хьюго. – Не нужно, чтобы это происшествие загубило для тебя все кино.

Кортни хлюпнула носом.

– Просто… Как мне теперь ему в глаза смотреть?

– Играй, как он играет. Делай вид, что ничего не произошло. И ты имеешь полное право больше никогда с Хьюго не выпивать – если тебе неспокойно.

– Это так унизительно, – пробормотала она, потупившись. – Ты же никому не скажешь, правда?

– Нет, конечно, нет.

Тут мне стало ее жалко – юную, наивную, беспомощную.

– Мне бы и в голову не пришло. Не думаю, что это помогло бы причастным.

Я верила, что говорю правду. Чем глубже мы это погребем – что бы там ни произошло, – тем лучше. Я похлопала Кортни по спине и приняла решение.

Я замолкаю, раскаяние окатывает меня обширной тихой волной, я выглядываю в окно, за которым ноябрьский закат перетекает в вечер.

– Так… что вы хотите сказать? – спрашивает меня Том, переваривая все это. – Вы тогда знали, что с Кортни Дженнингс что-то произошло?

– Я… подозревала, – говорю я. – Но не знала наверняка. И, не будучи уверена, одноразовый секс это был или что похуже, – я ничего не сделала. Предпочла не заметить. Наверное, мне нужно было следить за всем ходом съемок, и все силы уходили на это.

– А не уверены вы тогда были потому, что…

– Потому что она так прямо и не сказала. Что Хьюго с ней сделал. Наверное, она оставила некий простор для интерпретаций, и… я пошла простейшим путем.

Я закрыла глаза и снова увидела Кортни с Холли – две стройные фигуры, заходящие в золоченый лифт.

Том кивает.

– А теперь… задним числом – как вам кажется, что произошло между Хьюго и Кортни?

Долгий миг растягивается между нами – без слов.

– Я думаю, он ее изнасиловал, – наконец говорю я тихим голосом. – Как пытался… применить насилие ко мне. Как, возможно, поступил с Холли.

Том кивает.

– Я думаю, он это сделал, – повторяю я. Позволяю чувству вины заполнить меня, вытесняя все прочее. – И во всем, что было потом – что произошло со мной, с Холли, со всеми другими девушками после нас, – во всем виновата я. Потому что ничего не сказала.

Расшифровка разговора (продолжение):

Сильвия Циммерман, 17.03

тг: Как вы думаете, был ли Хьюго Норт способен на изнасилование или сексуальные домогательства?

сц: Хьюго Норт был способен на многое. Нельзя приобрести такого влияния и такого богатства, как у него, никого при этом не потоптав.

тг: А разве он свое состояние не унаследовал?

сц: Унаследовать-то он его унаследовал. А вместе с ним – социопатическую дозу ощущения, что все на свете принадлежит ему. Вследствие чего ему было насрать на всех вокруг – лишь бы своего добиться.

тг: Как вы думаете, что движет людьми вроде Хьюго – заставляет их поступать так, как они поступают?

сц: Власть? Самолюбие? Врать не стану – мной это тоже в каком-то смысле движет. Всем приятно, когда их слушаются и уважают. Но есть тонкая грань: одно дело – руководить, другое – злоупотреблять этой властью так, чтобы вредить другим. Кто-то старается этой грани не пересекать – а кто-то явно нет.

тг: Ретроспективно: прошло десять лет – что вы… думаете о Хьюго Норте?

сц: Говнюк он, и все тут. Говнюк, думающий, что все на свете ему принадлежит, который вырос, слушая, как все ему поддакивают. Который усвоил, что может просто брать, что захочет, без всяких последствий. (Пауза.) Но если ему хочется быть таким человеком – ради бога. Такие люди, может, и богаты, и известны, но кому они по-настоящему нравятся? Отними у Хьюго его состояние – и он ноль без палочки. С ним родные дети говорить не хотят.

тг: То есть в итоге какая-то справедливость восторжествовала?

сц: Ну, самую малость. Хорошо бы уже справедливый суд действительно состоялся. Так что да – я очень рада, что обо всех этих обвинениях сейчас становится известно. Эти мужики… им всегда удавалось уйти от последствий. (Пауза.) Но знаете что? Мне надоело говорить о Хьюго. Всегда все разговоры о мужчинах. Никогда – о женщинах, которые их растили, или работали где-то на заднем плане, которых не замечали или затирали как-нибудь. Даже о женщинах, которые чем-нибудь руководили.

тг: А когда вы руководили – как вам кажется, могли ли вы навредить другим, того не сознавая?

сц: Умно, Том, умно. (Вздох.) Это возможно. В мои намерения ничего такого не входило. Но признаю – это возможно. (Пауза.) Когда ты в гуще событий – пытаешься сделать фильм, грызешься за власть в своей собственной компании, – не всегда осознаешь, как твои поступки на ком скажутся. Так что да, возможно, кому-то я при этом причинила боль. Но я изо всех сил старалась этого не делать. А вот о Хьюго Норте такого не скажешь.

Глава 43

Для отвальной мы арендовали бар в стиле 1950-х на Венис-Бич; кто-то прибыл на такси, кого-то привез личный водитель, а немногочисленные смельчаки приехали на своих машинах. Сильвия к отвальной прилетела (разумеется), но рассказать мне ей было, в общем, нечего. Она-то сумела сбежать от производственной рутины, не видела, как Холли с Зандером пререкаются на площадке. Она-то ничего этого знать не знала – а для меня все превратилось в тяжкую пиар-работу, заставлявшую с ложным энтузиазмом распространяться перед съемочной группой о том, как великолепно прошли съемки, каким потрясающим получится фильм.

Холли заглянула на отвальную совсем коротко и формально.

Я заранее написала ей, спросила, когда она собирается идти. Прошли часы – и я получила от нее одно-единственное лаконичное сообщение: Очень занята сборами. Перенесла вылет на завтра. Поэтому зайду на часок одна. Увидимся.

Смысл был ясен. Вместе мы не идем.

Я подумала о том, как мы эти несколько месяцев исследовали забегаловки и рестораны Лос-Анджелеса, подумала даже о вечере, когда Хьюго принимал гостей у себя дома, – как мы приехали туда вместе, глазея на особняки Беверли-Хиллз.

А теперь, на отвальной, нас будто заклинило, между нами стояла невидимая стена.

Казалось, что все за минувшие семь недель сблизились, – а вот мы