Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - Джон Баддели

Успехи русских при Салты и Гергебиле в 1848 году, столь дорого им стоивший, до некоторой степени были уравновешены событиями следующего года, а именно – неудачной попыткой Аргутинского взять новую крепость Кибит-Магомы Чох, которая даже для Дагестана занимала необычайно сильную позицию на горе в 12 милях к юго-востоку от Гуниба. После длительного артиллерийского обстрела, во время которого Тотлебен развил те таланты, которые позже прославили его, русский командир не стал рисковать и отступил, и Чох до конца войны оставался неприступным. Чтобы компенсировать эту неудачу, Россия приступила к строительству Ахтынской военной дороги, что сократило бы путь от Тифлиса до Шуры более чем на 400 километров. Примечательно, что именно тогда был сооружен первый в России тоннель. А ранее в том же году (1 апреля) Хаджи-Мурат прославился как самый дерзкий из всех мюридских лидеров, совершив набег на Шуру, столицу и главный военный центр русского Дагестана. Это событие вызвало недовольство и взыскания со стороны самого императора. Войдя в город ночью, Хаджи-Мурат, видимо, по ошибке напал на госпиталь. Говорят, что, убив больных и раненых, он сделал из человеческого мяса шашлыки и оставил их так, чтобы русские подумали, что застали Хаджи-Мурата врасплох прямо за обедом и невольно съели бы своих собственных товарищей. Однако правда заключается в том, что только один пациент госпиталя был ранен и никто не был убит, потому что остальные забаррикадировались в одной из палат. Всех быстро подняли по тревоге, и Хаджи-Мурат бежал после короткой, но яростной схватки с русскими, в которой русские потеряли убитыми и ранеными 13 человек, а мюриды – 20. Очевидно, для приготовления столь ужасного блюда у него просто не было времени, да в общем-то и особой нужды. Он и без того уже давно был прославленным вождем партизанского движения. Именно тогда он первый раз прибегнул к хорошо известному приему подковывать лошадей задом наперед, чтобы сбить преследователей со следа.

На следующий год он вторгся в восточные районы Грузии и вырезал маленький русский гарнизон в крепости Бабаратминская. Впоследствии он, вероятно, не раз пожалел об этом.

В 1851 году Шамиль послал Хаджи-Мурата в прибрежные районы Кайтаго и Табасаран, чтобы поднять их жителей на восстание против русских. И снова он отметился отчаянной и рискованной экспедицией, одной из тех, которые навечно вписали его имя в историю Кавказской войны. С 500 всадниками он ночью вошел в Буйнах, богатый аул на военной дороге, соединяющей Дербент и Шуру, убил Шах-Вали, брата шамхала Тарку, на пороге его собственного дома, и увел его жену и детей, за которых впоследствии Шамиль получил богатый выкуп. В тот раз Хаджи-Мурат и его люди проскакали 160 километров менее чем за 30 часов и, хотя преследователи шли за ними по пятам, сумели ускользнуть. Границ его смелости не было, и неудивительно, что он стал настоящим кошмаром для тех районов, жители которых подчинились России. Его боялись до такой степени, что однажды 1500 местных милиционеров под командованием русского офицера бежали от небольшого отряда мюридов с криками: «Хаджи-Мурат! Хаджи-Мурат!»

Однако в целом эта экспедиция оказалась неудачной. Русские имели преимущество в таких сражениях, и туземцы, хотя их симпатии были на стороне мюридов, были не удовлетворены ходом операции, которая сделала их объектами мести со стороны русских и не принесла ничего взамен. Они жаловались на Хаджи-Мурата, чьи многочисленные враги не упускали возможности очернить его в глазах Шамиля. Наконец Шамиль, уже начавший ревновать Хаджи-Мурата к его славе, решил избавиться от человека, чья популярность могла помешать осуществлению его честолюбивых планов, ведь недавно имам объявил преемником своего сына Кази-Мухаммада.

На тайном совете в Автурах (Чечня) Хаджи-Мурат был приговорен к смерти и чуть не попал в ловушку. Однако он получил своевременное предупреждение и направился в Воздвиженскую, где и сдался русским. Комендант крепости (полковник князь Воронцов) отправил его к своему отцу в Тифлис. Кавказский наместник с радостью принял Хаджи-Мурата и добился от императора разрешения оставить его на Кавказе. Воронцов убедил императора, что в будущем Хаджи-Мурат может принести пользу русскому трону. Николай на полях письма написал: «Слава Богу! Хорошее начало». Однако со свойственной ему недоверчивостью он указал, что человек, предавший один раз, может делать это еще и еще, а потому возложил ответственность за Хаджи-Мурата на Воронцова. Хаджи-Мурата держали в Тифлисе на положении почетного пленника, но семья его находилась в Целмесе, в руках Шамиля. Судьба семьи так беспокоила его, что он стал проводить все ночи в молитвах, и его здоровье резко ухудшилось. В связи с этим его отправили в Грозный, чтобы посмотреть, сможет ли он освободить их. После неудачной попытки сделать это он вернулся в Тифлис и затем по собственной просьбе был отправлен в Нуху под тем предлогом, что там он сможет лучше соблюдать все положенные религиозные обряды. Однако это было сделано при условии, что Аргутинский согласится принять его в свое войско в Дагестане. Обдумавший все свои ошибки, раздраженный установленным за ним надзором, тоскующий по прошлой вольной жизни и терзаемый мрачными предчувствиями о судьбе своей семьи – ведь, как и Шамиль, он был преданным мужем и отцом, – Хаджи-Мурат снова решил бежать. Катаясь верхом с четырьмя верными людьми в сопровождении всего 4 или 5 казаков из охраны главнокомандующего, Хаджи-Мурат внезапно выхватил пистолет и убил офицера охраны. Один из его людей убил казака, и маленькая группа всадников пустила лошадей галопом. Капитан Бучкеев, который лично отвечал за Хаджи-Мурата и его приближенных, услыша о произошедшем, потерял голову, вскочил на коня и помчался в Тифлис. Можно себе представить состояние Воронцова, когда он узнал об этом. Ведь он отвечал за Хаджи-Мурата перед самим императором, а из-за небрежности своих подчиненных должен был сообщить Николаю о его побеге. Теперь русским в горных районах грозили крупные неприятности. К счастью, комендант Нухи капитал Корганов был человеком энергичным и умным. Зная, что все ущелья охраняются, он приказал местной милиции идти на равнины той дорогой, которой Хаджи-Мурат шел в 1850 году во время набега на Бабаратминскую. Результат был вполне успешным. Два дня спустя, 23 апреля 1852 года, беглецов нашли и окружили в лесу. Скоро к отряду милиции присоединились другие отряды и жители района под предводительством кровного врага Хаджи-Мурата. И произошла одна из тех полных драматизма сцен, которыми изобилует история Кавказской войны. Увидев, что спасение невозможно, мюриды при помощи кинжалов вырыли яму, убили своих лошадей, соорудили из них нечто вроде баррикады и решили дорого отдать свою жизнь. Пока у них были патроны, им удавалось сдерживать натиск врагов, причем соотношение было 1:100. Затем Хаджи-Мурат с саблей в руке вскочил и бросился навстречу смерти. Он был убит, а вместе с ним и двое его людей. Еще двое, тяжело раненные, были взяты в плен и казнены. Так 24 апреля 1852 года, по словам Воронцова, «умер, как и жил, отчаянно храбрый Хаджи-Мурат. Его амбиции могли сравниться только с его же мужеством, а оно было безгранично».

Когда его тело привезли в Нуху, местные жители встретили его песнями и криками восторга, ведь он многие годы держал их в страхе. Дабы убедить князя Воронцова в смерти Хаджи-Мурата, его голову отправили в Тифлис, а оттуда она была доставлена в Петербург великому русскому ученому Пирогову. Хотя возможно, что для его целей Пирогову больше подошло бы сердце Хаджи-Мурата, так как именно оно было средоточием его мужества. Русские избавились от одного из самых грозных и блестящих врагов, а Шамиль по собственной вине потерял отчаянного и предприимчивого военачальника. Вряд ли когда-нибудь имя Хаджи-Мурата или слава о нем будут забыты горцами – ведь он защищал их горы и равнины. Если повесть Толстого, героем которой является Хаджи-Мурат, все-таки увидит свет, весь мир наконец познакомится с портретом аварского воина и разбойника, нарисованным рукой мастера.