Бей в кость - Леонид Влодавец

Ваня и Валет без команды начальника пищу не принимали, а Вася, которому они непосредственно подчинялись, сумел убедить Лузу, что чипсов совсем немного и будет лучше, если Сева их сам слопает.

Наиболее напряженно смотрелось лицо Васку Луиша. Может, остальные этого не замечали, потому что он старался не показывать своего волнения, ибо сочетал в одном лице и командира, и проводника. То есть, по идее, должен был представлять собой человека, наиболее уверенного в себе и решительного. Более того, то, что с ним в этот поход отправились именно те, кто не испытывал никаких сомнений в его искренности, а все бузотеры типа Агафона и Гуся, способные учинить «бунт на корабле», остались на перевале, должно было укрепить его авторитет в собственных глазах. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, Васку Луиш явно терзался не то сомнениями, не то неуверенностью, а иногда Юрке казалось даже, что команданте испытывает страх. Очень похожий на тот, который отмечался в Муронго, когда Васку общался с тамошним вождем.

Соответственно, если то место, куда Васку сейчас ведет бывших классовых братков, «нехорошее» с точки зрения дедушки-колдуна, то команданте сейчас испытывает очень сильную внутреннюю борьбу. Марксистский атеизм, который он, похоже, искренне впитал в себя — куда прочнее, может быть, чем грешные россияне! — сцепился с древнеафриканскими культами, которых никакое католическое просвещение вышибить не могло. Впрочем, может, и падре не зря старался. Дедушка Домингуш хоть и ходит в революционной шапочке, но крестик тоже носит. У команданте, когда он купался, Таран крестика не заметил, но, может, он у него, как говорится, «в душе»? Может, он и в Москве пару раз в костел Св. Людовика забегал? Допустим, перед экзаменом по научному атеизму, чтоб «пятерку» вымолить…

Впрочем, если б Васку Луиш только слышал о том, что это самое место, куда они направляются, пользуется дурной славой, то сумел бы без особого труда подавить всякие пережитки шаманизма и католицизма в собственной душе. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно — и все «жаибиш», как выражался Васька в самолете. Однако совсем другое дело, ежели он наверх няка знал, что они направляются в проклятое место, где случается нечто, не вписывающееся в марксистско-ленинскую теорию. Причем знал на собственном, а не на бабушкином опыте.

Именно в этом случае, как представлялось Юрке, он и должен был испытывать всякие сомнения-метания-шатания. Возможно, немногим меньшие, чем сам Таран, после того как во сне увидел Полину и узнал о своей «избранности» от дедушки Домингуша.

Кому же начальство передало пароль «Диамант»? Лузе с Гребешком — навряд ли, Ване и Валету — тоже, Тарану пароль тоже ничего не открыл. Может, Лопухину?

Но почему тогда вождь муронго в Юркином «африканском сне» именно Тарана назвал тем, кто может сделать ДЕЛО?

Четко разделившийся на семь основных цветов спектр Тарану хорошо запомнился. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.

Гребешка вождь обещал тормознуть на оранжевой линии, Лузу — на зеленой, Валета, Ваню и Васю — на голубой, Тарану предрекал проход за фиолетовую.

Нет, не мог Юрка поверить в то, что сон был чистой отсебятиной возбужденного мозга!

В этих путаных размышлениях Таран протопал еще один километр, благо дорога была удобная и особо от них не отвлекала. Небось, если б они лезли по какой-нибудь круче или вертикали, Юрка бы не забивал себе башку этими раздумьями.

Именно поэтому он прекратил размышлять, когда пологая дорожка стала помаленьку перерастать в кручу. Сперва уклон задрался до тридцати градусов, когда стало удобнее идти на четвереньках, чем на двух ногах, а затем — до сорока пяти, то есть надо было уже не идти, а карабкаться. Васку Луиш, который двигался впереди, довольно удачно выбирал места для подъема, так что назвать этот путь очень сложным было нельзя, но все же на то, чтоб подняться на 25-30 метров вверх, они потратили столько же времени, сколько на весь предыдущий километр, а взмокли значительно крепче.

Выше кручи, как Тарану показалось, должна была быть скругленная, похожая на выпуклую линзу, вершина. Снизу, от перевала, виделась именно такой и никакой иной. Да и когда Юрка выбрался с подъема на более-менее ровное место, то еще не поменял своего мнения. Единственное, что его удивило, так это то, что Васку Луиш показывает рукой как-то наискосок, даже, скорее, вниз, а Луза и Гребешок, поднявшиеся метров на пять вперед, остановились и в некотором изумлении качают головами. Ваня и Валет тоже остановились, явно дожидаясь, когда им отдадут приказ. Это, между прочим, означало, что впереди находится некое препятствие, которое они не в силах преодолеть с ходу и должны получить дополнительные ЦУ. Вася выбрался следом за Тараном и тут же спросил:

— Почему стоим?

— Отвесный спуск, — ответили биороботы хором. — Ждем команды на примение альпинистского снаряжения. Прыжок вниз опасен для биообъектов.

В принципе, если б им Вася приказал: «Игнорировать! Прыгайте!» — они бы попрыгали, хотя даже при их суперспособностях расшиблись бы в лепешку.

У этой горы не было вершины. Ни линзовидной, ни какой-либо иной. Вместо нее был огромный провал, чудовищных размеров колодец не менее двухсот, а то и трехсот метров глубиной и около сотни метров в диаметре. Столь широкий разброс мнений по поводу глубины данной ямки объяснялся тем, что дна ее просто не было видно. Этот чудовищный «стакан» был залит водой, и где под ее черной поверхностью находилось дно — Аллах ведал. Может, там всего два-три метра глубины было, а может — еще сто. При этом, хоть в этом «стакане» и имелись следы всяких там природных выветриваний-выдуваний, было четкое ощущение, что сие сооружение — искусственное.

Таран, конечно, в геологии и геоморфологии был нуль без палочки, да и физическую географию в школе учил довольно давно, но все же кое-что помнил и к тому же головой соображал, особенно после прошлогодней кавказской «командировки», когда по пещерам лазил.

Во-первых, провал по форме был почти идеальным цилиндром. Природа редко вытачивает такие правильные геометрические объемы. И кратеры вулканов, и карстовые воронки имеют, в самом лучшем случае, конусообразную форму.

Во-вторых, отсюда, с 500-метровой горки, неплохо просматривались пять-шесть сопок пониже, и ни у одной из них на вершине не просматривалось хотя бы зачатка того, что было здесь. А это означало, что никаких природных процессов, которые бы способствовали образованию этого «цилиндра», «колодца», «стакана», здесь не происходило. Все эти горки были явно одного возраста, стояли, должно быть, на одних и тех же пластах, и ежели б когда-то чего-то вдруг провалилось, то не на одной, а сразу на нескольких.

С другой стороны, предполагать, что эту цилиндрическую яму, куда можно почти полностью запрятать Эйфелеву башню — только чуток верхушка торчала бы! — за каким-то лешим выкопали люди, было очень опрометчиво.

Конечно, человек — существо странное. Некоторым гражданам, облеченным властью, за неимением серьезных проблем и имеющим в распоряжении дешевую рабсилу и в древности, и в более поздние времена, жаждалось соорудить чего-нибудь этакое, агромадное. Одни пирамиды ставили для собственного погребения, другие — Колизей, чтоб у народа были зрелища, третьи — каналы копали, в общем, каждый изгалялся, как хотел. Вполне возможно, что какой-нибудь властитель, согнав на великую стройку тысяч пятьсот рабов с кирками, лопатами и ведрами для подъема наверх битого камня, решил отрыть себе могилку поглубже и попросторнее. Могилку выкопали, но преемник этого, условно говоря, фараона (до Египта, правда, отсель далековато!) опубликовал постановление о разоблачении культа личности предшественника и преодолении его негативных последствий. Так могилку и забросили, а «фараона» похоронили обычным порядком.