Фомка-разбойник - Виталий Бианки

Но, дойдя до узкого коридора в чаще, вдруг круто повернул, быстро пошел назад и с размаху опустился в болото, шумно расплескав ржавую воду.

Непонятный сквозь сон шум заставил охотника открыть глаза.

Было светло. Вершины деревьев уперлись в низкое небо. Прямо в лицо моросил теплый дождичек.

Охотник быстро вспомнил, где он. Глянул на лежку: зверя там не было.

«Все ладно! – подумал он. – Если б Одинец пришел, я бы, конечно, проснулся. Эдак, однако, можно и загреметь с насеста! – Тут он заметил, что и глухаря не было на ели. Подумал: – Он меня и разбудил, срываясь».

Сон освежил охотника. Хотелось есть.

Он достал мешок с едой и живо прикончил все, что осталось со вчерашнего дня.

Больше нечего было делать, и он опять принялся ждать.

___________________________________

К полудню терпение охотника истощилось.

Напрасно он старался убедить себя, что теперь уже осталось недолго ждать. Напрасно заставлял себя радоваться дождю: дождь ведь смоет все следы, и зверь смело подойдет к самой лежке.

Скучный осенний дождь не мог поднять настроения. Все тело ныло, размяться хорошенько, сидя на дереве, нельзя было.

И снова уже хотелось есть, а в мешке не осталось ни крошки.

Опять прилетел глухарь. Вытягивая черную шею, внимательно разглядывал замершего на дереве охотника.

Пришлось минут пять сидеть совсем без движения. Это было очень мучительно. Терпение лопнуло.

«Подожди же, проклятый!» – злобно подумал охотник и начал медленно, плавно, – чтобы не спугнуть сторожкую птицу, – поднимать ружье.

И уже когда мушка заблестела на черной груди громадной птицы, решил: «Уйду. Сегодня все равно уж не придет», – и нажал гашетку.

Когда дым рассеялся, глухаря на ветке не было. Не было его, впрочем, и под деревом.

Только тут охотник вспомнил: «Ведь я его разрывной!»

Когда слез с дерева, он нашел только клочья глухариного тела. На камне у самой лежки валялась окровавленная черная голова с куском шеи.

«Не тебе эта пуля, – виновато подумал он. – Попал под сердитую руку».

В эту минуту он был сам себе противен. Мучила совесть: ведь это было совершенно бессмысленное убийство ради убийства.

Обратный путь через болото сошел благополучно.

Целые сутки пробродив по лесу, Одинец опять пришел к болоту.

Не переставая сыпал дождь. Рассвело. Запаха человека не было слышно на берегу. Одинец переправился на остров. Следов и тут не было. Зверь смело пошел к лежке.

Когда через короткое время он снова вышел на берег острова, он был страшен. Копыта, ступая, судорожно рвали землю.

Одинец видел растерзанное тело птицы и почуял кровь. Он обезумел.

…В этот день в лесу произошло необычайное происшествие, всполошившее всех окрестных крестьян.

Пастух той деревни, где жил у Ларивона охотник, по обыкновению выгнал в то утро стадо на лесной луг. В стаде был породистый бык – свирепое животное, много хлопот доставлявшее пастуху. Бык этот ни с того ни с сего приходил в ярость и бросался на людей.

Он решительно не признавал над собой ничьей власти, и даже пастуху не раз случалось спасаться от него за деревьями.

Стадо разбрелось по лугу, а пастух спрятался от дождя под деревом.

Услышав шум у себя за спиной в лесу, он подумал, что одна из его коров пробирается чащей. Он даже не обернулся и был поражен, когда из лесу около него вышел громадный лось.

Пастух клялся потом, что зверь шел через лес, ни на кого не обращая внимания.

Коровы тревожно замычали. Бык, который в это время находился на другом конце луга, обернулся, увидел лося и первый кинулся ему навстречу.

Пастух слишком хорошо знал силу племенного животного, чтобы усомниться в исходе битвы. Прямые и острые, как два кинжала, рога быка были направлены прямо в грудь высокого противника.

Лось, однако, и не подумал увернуться от страшного удара. Он тоже наклонил голову и смело – на полном ходу – встретил нападающего.

Бойцы сшиблись на средине луга. Пастух уверял потом, что от удара быка из рогов лося выскочил целый сноп искр. Но как бы там ни было, свирепый бык мгновенно слетел с копыт.

Удар Одинца был страшен. Ударил не он, – ударили с размаху все тридцать пудов его огромного тела. Толстая кость бычьего черепа треснула, как арбуз. Бык рухнул; каменные копыта Одинца неистово забарабанили по распростертому телу, рассекая кожу и мясо, дробя кости.

И через минуту на том месте, где пало красивое и гордое животное, осталось от него только ужасное кровавое месиво.

Тогда Одинец запрокинул рога на спину и ушел в лес, ни разу не оглянувшись на обезумевшее от страха стадо. Коровы разбежались по всему лесу. Пастух и не пробовал их собрать: прямо побежал в деревню и поднял всех на ноги.

На летучий деревенский сход пришел и студент-охотник. Крестьяне были необычайно возбуждены, громко кричали все зараз, не давая никому сказать толком.

Охотник был удивлен, главным образом, тем, что ни у одного из спорщиков не нашлось ни одного доброго слова в защиту недавнего их любимца – могучего лесного великана. Спор шел только о том, как верней и скорей с ним покончить.

Сам охотник не чувствовал большой жалости к быку. Наоборот: он в этот раз был решительно на стороне смелого дикого зверя. Он втайне был восхищен лосем, так быстро расправившимся с тучным быком.

Впрочем, это чувство восхищения не помешало охотнику решить принять участие в облаве на Одинца, которая была решена тут же на сходе.

Крестьяне поднялись всей деревней. У кого были ружья, – пошли в стрелки; все остальные – кричанами, загонщиками.

Расчет был на то, что лось не успел уйти далеко от места схватки с быком: надо было немедленно захватить его в кольцо и не пустить в казенный лес, где крестьяне не имели права охотиться.

___________________________________

Одинец действительно недалеко ушел от места битвы.

Он рано услышал гомон заглушенных человеческих голосов – раньше, чем загонщики успели обойти лес, а стрелки стать в цепь.

Старый зверь разом почуял беду, но с минутку простоял неподвижно, словно раздумывая, в какую сторону ему бежать.

Люди, разбившись на кучки, подходили спереди и сзади. Бежать можно было только вправо или влево. Справа был лес, и в конце его – Одинец знал – море. Слева были болото и остров – испытанное убежище.

Но там, в его сокровенном убежище, побывал человек. Он больше не доверял этому месту.

Одинец повернул вправо.