Мятежник - Андрей Плеханов

– Да, Демид, – сказал Ван. Он поднял глаза. И улыбнулся.

Наконец-то Лека получила возможность рассмотреть китайца вблизи. Не таким уж и стариком он оказался. Впрочем, она затруднилась бы назвать его возраст. Его скуластое, типично монголоидное лицо было гладким и чистым, как у молодого человека, движения – легкими и естественными, несмотря на некоторую сутулость фигуры. Но глаза... Им было лет сто – этим коричневым бездонным провалам под кустистыми седыми бровями. Невозможно было поймать взгляд Вана. Ван смотрел сквозь собеседника, и было непонятно, разговаривает он с тобой или витает мыслью где-то в заоблачной дали, где, как известно, проживают даосские небесные достопочтенные.

Ван говорил по-русски, хотя и не очень-то ровно. Мысли свои выражал настолько туманно, что мудреные рассуждения Демида казались в сравнении с ними детской азбукой. Тем не менее Лека, измученная любопытством, приставала к китайцу, пытаясь выведать, кто он такой и откуда взялся. Ван при каждом ее вопросе моргал и минуту сосредоточивался, вежливо отвлекаясь от своих заоблачных блужданий и спускаясь на бренную землю. Он сидел на полу, скрестив ноги, и пытался медитировать – вот уже второй час. И все это время Лека не давала ему покоя.

– Ван, так ты прямо из самого Китая приехал?

– Где?

– Из самого Китая приехал, говорю?

– Из Китай? Нет, не из оттуда. Давно... Приехаль из Британии. Ландон. Там жиль.

– Из Англии? Так ты что, англичанин?

– Нет, я – хань. Китаец. Ландон жиль. Давно-давно.

– Ты в Лондоне живешь?

– Йес. Уо гао кхэ-янь гун-цзо.

– Ван, ты перепутал! – Лека невольно перешла на ор. Ей постоянно казалось, что она разговаривает с глухим. – Это Демид знает китайский! Я – не знаю! Совсем! Слышишь?! Я же тебе сто раз говорила! Что ты сказал, переведи!

– Не надо громко вопить. – Китаец мило улыбнулся. – Я сказиль, что я – научный работ. Работник. Science. Я – магистр. Ландонский университи.

– Вот как... Научный работник. Как и Дема. Он – крыс режет. А ты чем занимаешься?

– History. Преподавать. Лингвистика. Анализ. Очень языков знаю много. Хобби. Хинди, спаниш, немеськи, португиз, руски. Хорошо говорю!

– Ты думаешь? – Лека усмехнулась. – Может, мы на английский перейдем? Я немножко умею...

– Нет. Мне нужен разговорный прэктис. Я ошен быстро учусь.

– Тогда учись. Хватит на коленках сидеть! Пойдем погуляем. Я тебе такую классную экскурсию проведу – закачаешься! А можно куда-нибудь в кафешку завалиться. Что это такое – в Россию приехал, да так ее и не повидаешь?

– Мне нелься выходить, – отказался Ван. – Слуги Ди Жэня узнают, что я там, и будут хотеть меня убивать. К тому же «кафешька» – это не Россия. Я был в России. В Хаба-лофусыкэ.

– Где-где?

– По-руски Хабаровска. Но мы звали его Хаба-лофусыкэ. Мы валили лес, кушали один раз в ден и мечтали вьернуться домой. Это называлось советско-китайски дружба. Я был историк, но плохо изучал Мао. Я болше интерест древни история. Я плохо стремился к гунчаньч-жуи. И меня послали перевоспитыватся. В Сибирь. На лесоповал. Там со мной были такие, как я, люди – слишком умные для светлого будущего. Но когда я вернулся в Китай, там уже был гунчаньчжуи.

– Что?

– Гунчаньчжуи. Коммунизм. Культурная революсия. И таким, как я, там было только одно место – копат траншеи. Или умирать. Или стать хунвэйбин. Но я не хотель делать революсий. У каждого есть свой Дао. Путь. И этот Дао быт не мой. И я решил, что мне хватит. Мне было трудно уйти. Страшно держат за хвост тигра, но еще страшнее отпустит его. Я хотель остаттся в Китай, научится жит так. Но меня снова хватили хунвэйбины. Они сели меня в тюрму. В третий раз. Я мог сидет многие дни и питатся мало, но это только делало пользу. Но они не давали мне укрепять дух. Они разрушали Дао. Я должен быт читать Мао. Мао, Мао, Мао – от сна до сна! И я понял, что становлюсь от этого... Ну, как это сказат? Полный идиот! И тогда я ушел.

– Ты сбежал? Из тюрьмы? Это было так просто?

– Нет. Для низкого человека это нельзя. Но я уже познал Истину. Я мог сломать стену тремя ударами «туй». И я сломал. Они стреляли, хотели взять. Трое, потом шесть. Но я решил уйти. Убил их. И три собак. А потом я ушел и спрятал.

– Убил... – Китаец выглядел так безобидно. Но Лека верила – он мог убить. – Где же ты скрылся? По-моему, там одни маоисты правоверные. Не выдали тебя?

– Всякий хань есть... – Глазки Вана прищурились, и впервые в них появилось что-то, что отдаленно можно было назвать человеческим чувством. – Жэнь до – ди шао* [Земли мало – людей много (кит.)]. А люди – много хороших. Я ушел в юг. А потом – в Сянган. Хонконг по-руски. А потом ездил во всем мире. Я искал.

– Ван Вэй – это ты в Англии стал так называться? Это псевдоним? «One way» – «один путь». А «путь» – это «Дао». Я правильно перевела?

– Нет. Я всегда был Ван Вэй. «Вэй» – это очен высокая гора. Горы дают ясность ума. А «Ван» – это мой син, фамилия. Ван – это самый множественный фамилия в Китае. «Ван» – это князь. Но мой син пишется другим ероглифой. Это значит «Широкая вода». Как океан. Нельзя увидеть, нельзя обьять. Нельзя понять, можно только просветлеть....

– Ну, нашел?

– Где?

– Нашел то, что искал? – Леке надоело ходить вокруг да около. – Тай Ди Сяня своего нашел?

– Какой Сянь? – Расширенные зрачки Вана вдруг сжались в иголочные отверстия, и ее едва не отбросило от этого кинжального взгляда. – Сянь – на небе!

– Земной Сянь! Не тот, который в облаках кайф ловит, а наш, обычный Великий Земной Бессмертный. Вот какой! Который сидит у Демы в башке и не дает жить ему спокойно! Ну что ты на меня так смотришь? Я все знаю прекрасно. Ты – Хранитель! Демид – Защитник! Я – Ученик. Тупой как сибирский валенок! Ираклий – Ди Жэнь, Враг. Все четверо собрались! Может, «пульку» распишем по такому случаю? На четверых?

– Бу чжидао* [Не понимаю (кит.)]. – буркнул Ван. И заткнулся.

«Пятерка» нырнула в мрачный переулок и затормозила около джипа – новенького, хотя и изрядно заляпанного грязью. Дверь джипа открылась, оттуда вышел человек и, оглянувшись, нырнул в «Жигули».

– Здорово. – Демид пожал Кроту руку. – Значит, так, Степаныч, слушай. Своих соберешь в Волчьем Логу, на машинах. Вроде как сходка. Прикажи, чтоб пушки не брали. Они все равно притащат, я знаю. Но чем меньше, тем лучше. Чтоб крови поменьше. Завтра, с шести вечера.

– Лады. Мочить кого?

– Нет. Я хочу по мирной все устроить. Мне только ОН нужен. Пойми, все на нем завязано. А он туда придет. Он клюнет.

– Значит, мы – приманка? – Крот недобро усмехнулся во мраке, блеснув золотыми коронками.

– Значит, так. Дело добровольное. Хочешь – играй по-своему.