Целомудрие и соблазн - Мэг Кэбот

Он остался в Лондоне. Хуже того, он заговорил.

И полученное сегодня письмо стало доказательством того, что он заговорил перед леди Бартлетт.

Конечно, для всех было бы гораздо лучше, если бы этот хлыщ скрылся хотя бы на время и не маячил перед глазами.

Но этот вариант явно не подходил самому хлыщу. Он предпочел остаться и даже попытался огрызаться. В обычных условиях это можно было бы назвать заведомо глупым поступком. Еще никому не удавалось победить Брейдена Грэнвилла в играх подобного рода.

Но Херст Слейтер располагал единственным в мире оружием, против которого Брейден был бессилен.

Кэролайн.

— Ты делаешь мне больно! — Кэролайн дернулась, пытаясь высвободить свои плечи.

Он сразу ее отпустил.

— Кэролайн, ты должна мне поверить, — бубнил он, следуя за ней по пятам. Она почему-то направилась к двери. — Я ничего не знал, пока ты сама мне сегодня не сказала. И ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что это имеет хоть какое-то отношение к Жаклин. Я действительно забежал к твоему жениху перекинуться с ним парой слов, но…

— Нет! — Она резко встряхнула головой. Ее щеки все еще были мокрыми от слез, а плечи устало поникли, но на лице уже читалась знакомая Брейдену упрямая решимость. — Да, я понимаю, что во многом могла ошибаться, но только не в этом. Ошибкой было это все! В конце концов, кто ты такой? Лондонский Сердцеед, вот кто! И я с самого начала должна была понимать, что для тебя это не более чем забавная игра!

— Игра?! — повторил он потрясенно.

— Вот именно: игра! — отрезала Кэролайн. — Ты знал, знал с самого начала, что это Херст был с Жаки, и задумал коварную месть. Ну, теперь ты добился, чего хотел, правда? Его невестой ты овладел точно так же, как он овладел твоей. А потом еще и подстрелил его для верности!

Он смотрел на нее с ужасом. Из какого-то темного уголка сознания — уголка, еще не успевшего оцепенеть, — ему нашептывал еле слышный голос: «Вот, стало быть, что они при этом чувствовали. Вот что чувствует человек, у которого разбито сердце!» Ему приходилось слышать это выражение бессчетное множество раз, но сам он никогда не испытывал ничего подобного. Пожалуй, больше всего это напоминало его душевное состояние после смерти матери: черная паника, холодное отчаяние, как будто его душу бросили в сырую вонючую камеру, очень похожую на тот каземат в Ньюгейте, где однажды ему пришлось провести целую ночь.

Потому что он не мог, просто не мог сказать ей правду. Тогда ему пришлось бы выложить и то, о чем он поклялся молчать ее брату. Если бы у него было хотя бы малейшее подозрение, что загадочным любовником Жаклин был именно Херст Слейтер, Брейден не отнесся бы к нему с такой небрежностью.

Но он ничего не знал.

И теперь по всему выходило, что он сам стал палачом собственному счастью.

— Я не могу сказать тебе всего, Кэролайн, — упрямо произнес он, хотя понимал, что одних слов будет недостаточно. И все же в глубине души Брейден продолжал молиться о том, чтобы случилось чудо и она поняла, что он говорит правду. Ведь он дал слово. На Севен-Дайалс человек готов умереть ради данного слова. Данное слово — это подчас все, что у него остается.

За исключением тех случаев, когда данное слово его убьет.

— Понимаю, — ответила Кэролайн.

Она повернулась и распахнула дверь, желая показать, что разговор окончен.

На крыльце, ярко освещенном солнцем, торчала Вайолет. А по бокам от нее грозно хмурились два дюжих лакея.

— Простите меня, миледи, — пролепетала горничная, испуганно разглядывая хозяйку, — но я тут слышала, как вы кричали, и подумала, что следует позвать Рэйли и Сэмюэля…

— Да, — ответила Кэролайн голосом, который показался Брейдену чужим. Настолько он был мертвым и лишенным всяких эмоций. — Я уже иду.

— Кэролайн! — крикнул Брейден, кинувшись за ней. Он все еще не верил, что она уходит.

Но он не успел сделать и двух шагов, как лакеи, пропустив вперед женщин, заступили ему дорогу.

— Отпустите леди восвояси, сэр, — посоветовал один из них. — А то, не ровен час…

— Да как вы не понимаете! — разъяренно рявкнул Брейден. — Я не собираюсь удерживать ее силой! Я просто хочу ей все объяснить!

Но лакей, выразительно покосившись на огромные руки Брейдена, сжатые в кулаки, произнес:

— Вот именно поэтому мы и не сойдем с этого места. До того, как она чинно-благородно не сядет в карету.

— Но ведь тогда будет слишком поздно объясняться! — Брейден с ужасом подумал о том, что если Кэролайн уедет в Лондон и попадет в цепкие лапы своей мамаши, он больше никогда ее не увидит.

— А вот тут вы угодили в самую точку, сэр, — невозмутимо ответил лакей. — Вернее и не скажешь!

— Ради всего святого, Жаки! — сердито проговорил Херст. — Не торчи ты перед окном! Тебя могут увидеть!

Жаклин и не подумала сдвинуться с места. Она застыла, не спуская глаз с прохожих.

— Какая теперь разница? — с горечью ответила она. — Грэнвилл разорвал помолвку. Кого интересует, увидят меня здесь или нет?

— Да хотя бы меня! — Херст сверлил ее злобным взглядом, развалившись в низком кресле. — Ты же знаешь, что мадам Бартлетт так и шныряет по улице целыми днями! Не дай Бог, она заметит тебя — ее наверняка хватит удар! Если ты, милая, лишилась своей дойной коровы, это еще не значит, что я должен лишиться своей! И я не собираюсь с ней расставаться. А ты могла бы мне помочь. Это в твоих же интересах. В конце концов, тебе тоже перепадет кое-что из их денежек!

Жаклин шумно вздохнула, но отошла от окна и устроилась в кресле, подвинув его вплотную к креслу маркиза.

— И все-таки я ничего не могу понять, — произнесла она. — С какой стати ему в тебя стрелять, если он ничего про нас не знает?

— Я же объяснил тебе, Жаки, — устало протянул Херст. Кажется, он повторял это уже в сотый раз. И так затвердил сочиненную им ложь, что мог бы повторить ее даже во сне. — Этот хмырь ворвался ко мне среди бела дня и ни с того ни с сего прострелил мне ногу. Мы и поссориться даже не успели!

Херст неловко поерзал в своем кресле. Конечно, о том, чтобы рассказать Жаклин, как все вышло на самом деле, не могло быть и речи. Если он признается, что схватился за пистолет первым и вынудил Грэнвилла обороняться, она с полным основанием обзовет его самонадеянным болваном и идиотом. Потому что всем известно, что Грэнвилл — самый проворный и самый меткий стрелок во всей Англии. И Херст совершил ошибку, попытавшись прибегнуть к оружию. Тяжелейшую ошибку.

— Я говорил тебе, Жаки, — он нарочно постарался возвысить голос, придав ему капризные ноты, — я говорил тебе, что был удивлен не меньше, чем ты! И я непременно сообщу в полицию!

— А почему ты не сделал этого до сих пор? — резонно спросила она.