Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки - Дмитрий Петров

За два года до Карибского кризиса рухнули расчеты на пополнение советских РВСН новой межконтинентальной ракетой. А задачи перед войсками стояли серьезные. В Европе — уничтожить базы авиации, флотов стран НАТО и атомных подлодок, командные пункты и узлы связи. В США… А там целей не было.

Потому что поражать их было нечем. Главком РВСН маршал Кирилл Москаленко, сменивший Неделина, узнал, что в состав вверенного ему рода войск входят две армии, отдельный корпус, полигоны, НИИ и учебные заведения, командные пункты и Главный штаб. РВСН имеют ракеты средней дальности Р-5 и Р-12, неспособные достичь США (это их, в том числе, потом разместили на Кубе). А межконтинентальных ракет нет. Есть Р-7А. Космическая. Едва ли годная для войны. А, кроме того, как пишут эксперты, всего одна.

А у Штатов сорок баллистических. И 8 октября 1960 года испытали новую — «Атлас».

Кремль отставал.

5

Спор систем — это спор идей. Отношение к ним — показатель отношения граждан к стране. Современные российские ученые Ирина Савельева и Андрей Полетаев, готовя книгу «Социальные представления о прошлом, или Знают ли американцы историю», спросили их: «Если… Америка преуспела в истории, то благодаря чему?», и большинство ответило: благодаря свободе и равенству возможностей.

Вот результат внедрения клише в массовое сознание — скажет кто-то. Что ж, хорошо, «свобода» — клише. Но не в большей мере, чем в советском языке: «Братский союз и свобода — вот наш девиз боевой…» И его философская многозначность не мешает видеть суть. И не только американцам. Ведь «свобода неделима; когда один порабощен, все несвободны…».

Граница между Западным и Восточным Берлином, «тоталитарным Востоком» и «агрессивным Западом» пролегала в мире не только инфраструктур, но и ультраструктур — не только по земле и картам, но и в сфере целей и идей. Шла по людям. По жизни. И смерти.

«Вы живете на… острове свободы, — говорил Кеннеди, обращаясь к западным берлинцам. — Но ваша жизнь — часть общей жизни. Поэтому… позвольте попросить вас обратить взгляды… за пределы свободы Берлина или Германии к свободе везде…».

О том же он говорил народу Кубы: «Цена свободы высока, но американцы всегда платили ее». И ждал того же от кубинцев: «Народ Кубы часто восставал против тиранов. И я не сомневаюсь, что и сегодня большинство кубинцев с нетерпением ждут, когда они обретут подлинную свободу — свободу от иностранной зависимости, свободу выбирать лидеров и подходящую систему… свободу говорить, писать и молиться, ничего не опасаясь», — скажет Кеннеди 22 октября в одной из самых трудных своих речей.

И не потому, что говорил он об угрозе войны. А потому, что говорил с миром, включая и возможных завтрашних врагов. А полем их битвы могла стать вся планета.

* * *

Но Джек скажет эту речь через три дня. А сейчас он летит в Вашингтон. Слушать лучших и блистательнейших: Соренсена, О’Доннелла, Банди, Макнамару, Тейлора, директора ЦРУ Маккоуна, прибывшего из Европы, откуда он уже предупреждал о возможном размещении ракет.

В Экском входил и госсекретарь Дин Раск с замами и экспертами по России, министр финансов Диллон, доверенные лица президента Ачесон и Стивенсон, вице-президент Джонсон.

Экском собрался 16 октября 1962 г. за круглым столом в кабинете Джека. Но начать вовремя не удалось. Вбежала малютка Кэролайн, и все ждали, когда Джек попрощается с Быть может, «вторжение» крохи, а то и настрой президента создали непринужденную атмосферу: замы министров и эксперты спорили с начальством, гражданские — с военными, каждый говорил что думал. А Кеннеди выходил, чтобы сделать дискуссию еще свободней. Там, где работают the best and the brightest[193], должен царить дух открытости, считал он.

6

Его фабрика мысли стремительно, но не спеша двигалась к стратегическим узлам сложнейшей проблемы национальной безопасности, которой стало размещение на Кубе советских ядерных ракет. Не зря термин think-tank — дословно «танк мысли» — пришел из американского английского. Понятно, что tank здесь уместней перевести как «резервуар», но таков язык: подчас слова в нем сочетают веер смыслов, хоть и не слишком близких, но сопряженных… Члены Экскома трудились в закрытой среде, своего рода резервуаре, где в крайнем напряжении, как экипаж танка, могли либо погибнуть, либо победить. Причем — в обстановке строгой секретности.

Не будь Экском тайным, вряд ли удалось бы отыскать нужный набор решений в обстановке паники прессы, общественности и республиканцев, готовых использовать любую сложность Джона для ослабления позиций соперников. Отсюда и закрытость.

И потом: Кремль, хоть на первых порах, не должен был узнать, что его план раскрыт.

Главным образом Экском обсуждал две вещи[194]: чего хотят русские и что делать? Что касается мотивов, то предложили ряд версий:

(1) В Кремле считают, что Кеннеди, столкнувшись с угрозой Америке, выступит лишь с дипломатическим протестом. Ряд партнеров США расценят это как слабость и примкнут к СССР, чего и ждет Хрущев. Если «проба сил» пройдет успешно, Москва сделает ход в Европе. Скорее всего — в Берлине. Эту версию назвали политикой «холодной войны».

(2) Кремль ждет, что США применят силу, в ООН начнется буря, в НАТО суета. Меж тем они молниеносно займут Берлин. Вариант назвали «Отвлекающая ловушка».

(3) Куба важна для СССР. И он готов на все ради Кастро. Впрочем, суждение об «Обороне Кубы», как о главном мотиве, быстро сочли неубедительным.

(4) Советы хотят сделать ракеты предметом торга при решении «берлинской проблемы». Или — проблемы американских баз в мире. Назвали «Выигрыш позиций для торга».

(5) («Соотношение ракетных сил»), Хрущев понимает: дальше блефовать нельзя. Скоро мир узнает, что паритета нет, и США в 17 раз превосходят СССР в сфере ракетно-ядерных стратегических вооружений[195]. Что у Союза против них есть пять баллистических ракет Р-7А — в Тюра-Таме и Плесецке. А также девятнадцать Р-16, уже выпущенных, но не принятых на вооружение. А у США -253 межконтинентальные ракеты, включая новейшие «Минитмен». Плюс — 105 установок средней дальности в Турции и Европе. Хрущев знает, что здесь ему Штаты быстро не догнать. Поэтому он решил ликвидировать отставание, разместив у их границ ракеты среднего и промежуточного радиуса. И спешит показать: да, у нас мало баллистических, но паритет есть.

Кеннеди, пишет Тэд Соренсен, принял версии три и пять, как возможные. Но склонялся к первой. Он был напряжен. Несколько раз повторил: «Не понимаю, почему Кремль так рискует».