Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман

В отдельном протоколе Даллес сумел взять присоединившиеся страны Индокитая под защиту статьи IV и, к собственному удовлетворению, определить востребованные обязательства как «ясное и определенное согласие подписавшихся сторон» прийти на помощь любому члену пакта, подвергшемуся агрессии. Но, по словам представителя министерства обороны вице-адмирала Дэвиса, после создания этой организации Юго-Восточная Азия «не стала лучше прежнего подготовленной к тому, чтобы отразить коммунистическую агрессию».

Между тем официально вступил в должность новый премьер Южного Вьетнама, который с самого начала и до ужасного конца был американским сателлитом. Выбранный не из тех, кто жил в стране, а из вьетнамских эмигрантов, которые пребывали за пределами Вьетнама, он продвигался вверх по карьерной лестнице благодаря манипуляциям французов и американцев, причем Франция весьма неохотно принимала в этом участие. Чтобы придать Южному Вьетнаму большую энергию и уверенность в своих силах, Соединенные Штаты решительно вознамерились устранить французское присутствие. Впрочем, в качестве прискорбной необходимости они были готовы оставить в стране французские вооруженные силы до того момента, когда на смену им придет надежная, укомплектованная офицерским составом и хорошо обученная вьетнамская армия. По женевским соглашениям французам вменялось в обязанность наблюдать за выполнением условий перемирия и будущих выборов. Было трудно представить, что в этот переходный период их торговые, административные и культурные связи можно поддерживать и развивать, двигаясь в направлении добровольного включения Индокитая в состав Французского союза.

Совсем иные желания были у Соединенных Штатов, которые сделали ставку на Нго Динь Дьема (Зьема), ярого националиста из католической семьи местного чиновника. При императорском дворе Аннама его отец был кем-то наподобие лорда-канцлера. Дьем находился на французской колониальной службе и был губернатором одной из провинций. Кроме того, при Бао Дае он занимал пост министра внутренних дел, но в 1933 году ушел в отставку, тем самым выразив протест против французского правления и отмены обещанных реформ. Он уехал на отдых в Японию, а после возвращения отказался от сделанного японцами в 1945 году предложения сформировать правительство под предводительством всегда доступного Бао Дая. Являясь не только ярым националистом, но и убежденным антикоммунистом, он столь же решительно отверг возможность перейти на сторону Хо Ши Мина, который предложил ему пост в своем правительстве в Ханое. Подобная несговорчивость привела к тому, что он был схвачен представителями Вьетминя и полгода находился под арестом. Признанный ведущим антикоммунистом и националистом, он отказался служить проводником Елисейских соглашений, поскольку те были несовместимы с независимостью, и в 1949 году снова уехал в Японию. В 1950 году он приехал в Соединенные Штаты, где благодаря брату, который был католическим епископом, вступил в контакт с кардиналом Нью-Йоркским Спеллманом.

После того как кардинал представил его влиятельным кругам, Дьем познакомился в Вашингтоне с членом Верховного суда США Дугласом. Это случилось вскоре после того, как Дуглас открыл «пять фронтов» Юго-Восточной Азии. Представления Дьема о будущем своей страны, которое он связывал с независимостью и проведением социальных реформ, произвели впечатление на Дугласа: тот посчитал, что нашел человека, который способен стать подлинной альтернативой и французской марионетке Бао Даю, и коммунисту Хо Ши Мину. Он поделился этим открытием с ЦРУ и представил своего кандидата сенаторам Мэнсфилду и Джону Ф. Кеннеди. И тот и другой были католиками. После этого Дьем начал продвигаться наверх.

И вот, наконец, появился американский кандидат, настоящий вьетнамский националист, франкофобия которого избавляла его от любых подозрений в симпатии к колониализму, а благоприятное отношение кардинала Спеллмана являлось подтверждением его антикоммунистических взглядов. Он не попался на глаза сенатору Маккарти, поскольку в 1953 году отправился в Европу, чтобы продвигать свою кандидатуру среди вьетнамских эмигрантов во Франции и активно лоббировал ее в Париже в 1954 году. Тогда, во время женевских переговоров, требовалось срочно найти перспективного национального лидера. Дьем явно не был приемлемой для французов кандидатурой, но потребность Франции в прекращении огня оказалась сильнее ее неприязни к этому кандидату. При поддержке американцев и использовании закулисного нажима на различные группировки эмигрантов, а также в условиях, когда назначенный Мендесом-Франсом крайний срок неумолимо приближался, Дьема, хотя и неохотно, все же признали приемлемым вариантом. Как раз перед подписанием Женевских соглашений Бао Дая, который все еще оставался главой государства и весьма неплохо проводил «дни затворничества» на Ривьере, уговорили назначить Дьема премьер-министром.

На протяжении следующих девяти лет именно этот политический деятель безуспешно пытался построить в Южном Вьетнаме жизнеспособное демократическое и самостоятельное государство. Оказалось, что Дьем для этого недостаточно подготовлен. Обладая лишь теоретическими представлениями и высокими принципами, он не располагал опытом строительства независимого национального государства. Он разделял распространенную в народе неприязнь к французам, хотя и не отвергал колониального наследия в виде целого общественного класса, извлекавшего выгоды из колониального правления, класса, к которому он и сам принадлежал. Он был набожным католиком в стране, где главным образом исповедовали буддизм. Ему пришлось бороться с сеявшими рознь сектами и с криминальными группировками, наподобие мафии, у которых были собственные армии и которые пользовались гангстерскими методами. Непреклонно следуя своим принципам, он не умел идти на компромиссы и не был знаком с практикой демократического управления. Он умел вести дела с инакомыслящими и оппозицией, только прибегая к принуждению и силе. Однако высокая должность порой вынуждает изменять и самым благим намерениям, и, как это ни печально, обстоятельства превратили этого человека в диктатора, не наделив его железной волей.

Теперь, когда в Сайгоне был американский посланник, работавший в полноценном посольстве, и постоянно увеличивалось число советников и различных агентств в дополнение к уже имевшейся «Группе советников по оказанию военной помощи» (ГСОВП), политика Соединенных Штатов в этой стране стала более целенаправленной, чем когда-либо прежде. И первая задача этой политики состояла в том, чтобы подготовить боеспособную и, как надеялись, преданную «идеалам свободы» и заинтересованную в сотрудничестве вьетнамскую армию. ГСОВП хотела сделать это в одиночку, без участия французов, исходя из предположения, что благодаря этому американское влияние будет восприниматься отдельно от французского. Тогда мы не задумывались о том, что нам в наследство достанется та неприязнь, которую вызывало любое вмешательство белых. Американцы считали, что они «отличаются» от французов и что им будут оказывать радушный прием как людям, которые желают, чтобы вьетнамцы добились независимости; при этом факт, что именно Соединенные Штаты помогли французам вернуться во Вьетнам и финансировали их войну, был просто вычеркнут из памяти. Считалось, что, помогая независимому Южному Вьетнаму обрести «мышцы», мы сможем подтвердить свои добрые намерения.

Дискуссия о программе подготовки армии выявила нежелание военных стратегов в Вашингтоне принимать большее участие в делах Вьетнама. Но, получив задание, хороший солдат его выполняет, не задавая лишних вопросов. Начальник ГСОВП генерал О’Дэниел составил перечень мероприятий и требований к программе подготовки, а также обратился с просьбой направить во Вьетнам увеличенный контингент личного состава, прежде чем войдет в силу принятый на Женевской конференции запрет на ввод в страну дополнительных войск.