Особый штаб "Россия" - Иван Ковтун

Лагерь в Руггеле

16 января 1946 г. кабинет Александра Фрика подготовил постановление. В нем говорилось, что все русские, находящиеся на территории княжества, должны его покинуть до 1 мая 1946 г. Если кто-либо из них не сделает этого добровольно к 15 апреля, то «будет выдворен принудительно» (wird zwangsweise ausgeschafft). То есть, несмотря на внешне благожелательное отношение к интернированным, правительство продолжало придерживаться линии, направленной на скорейший выезд «армии» Смысловского из страны. Правда, заявления чиновников ни к чему не привели. В 1946 г. княжество покинуло всего 22 человека, в том числе — полковник С. Н. Ряснянский с женой (19 мая, Бельгия), Б. С. Коверда (8 июля, Франция), А. И. Рогожников (15 сентября, Африка), К. Е. Истомин (30 октября, Франция), капитан Василий Данич (13 ноября, Бразилия)[652].

В самом конце 1946 г. в княжестве оставалось 122 человека (98 мужчин, 19 женщин и 5 детей). Тяжба с ними продолжалась до лета 1947 г. 6 июня Александр Фрик сообщит ландтагу о решении президента Аргентины, генерала Хуана Перона предоставить Хольмстону и его подчиненным аргентинские визы. В конце лета княжество покинуло сразу две большие группы: первая 9 августа (54 человека) и вторая 28 августа (30 человек)[653].

1 октября выехал из Лихтенштейна и Смысловский. Следует сказать, что на руках у Бориса Алексеевича, помимо аргентинской визы, было еще три — швейцарская, испанская и португальская. Следовательно, он мог не уезжать из Европы. Но ситуация на континенте была неспокойная, и не желая еще раз испытывать судьбу, генерал решил отплыть на корабле в Латинскую Америку[654].

20 февраля 1948 г. из Лихтенштейна выехала последняя группа «смысловцев». В общей сложности вместе с Борисом Алексеевичем в Аргентину убыло 100 человек, включая женщин и детей. За это время страна потратила на содержание военнослужащих 1-й РНА около полумиллиона швейцарских франков. Несколько лет спустя Федеративная Республика Германии возместила княжеству Лихтенштейн расходы за интернирование русских в размере 450 000 франков[655].

Генерал Смысловский и чины 1-й РНА перед богослужением

Таким образом, операция по выводу немецких разведывательных кадров завершилась удачно, хотя Смысловский сильно рисковал, ища приюта в крошечной европейской стране, у которой даже не было серьезных полицейских сил. Вопреки распространенному мнению (в частности, высказанному историком Н. Д. Толстым), княжество Лихтенштейн отнюдь не горело желанием давать убежище 1-й РНА и неоднократно пыталось выдворить солдат и офицеров за пределы своего государства. Фактически Смысловского и его людей спасла двойственная позиция швейцарских властей, которые не хотели идти на поводу у советских органов репатриации, а также довольно твердая по этому вопросу точка зрения правительства Александра Фрика, отказавшегося выдать всех интернированных.

Конечно же, «смысловцы» обязаны своей жизнью и своей свободой княжеству Лихтенштейн, заступившемуся за них в тот момент, когда, по словам одного из бывших чинов 1-й РНА, «вакханалия мести победителей» была в самом разгаре. Однако нельзя, на наш взгляд, забывать и о том, что стойкая позиция правительства Александра Фрика появилась после того, как Смысловский и его офицеры привлекли к своей проблеме внимание местной общественности. Не прояви Смысловский активности в этом вопросе, вполне возможно, что его бы выдали в руки СССР. Вместе с тем, Борис Алексеевич был не один, когда вел борьбу за право остаться на свободе. Совсем не исключено, что в этом ему помогли представители американской разведки, оказавшие влияние на правительство Лихтенштейна. Смена правящего кабинета, отход Фрика от политики колебаний в деле с интернированными, по всей вероятности, проводились по указанию американцев, весьма заинтересованных в фигуре Смысловского. «Холодная война» фактически уже началась, и отдавать ценного разведчика Советам представители США не хотели.

Военнослужащие 1-й РНА. Шелленберг, май 1945 г.

Люди Смысловского до конца жизни вспоминали, сколько тяжких и нервных дней им пришлось пережить в Лихтенштейне. Но при всем при этом они никогда не забывали благодарить жителей княжества, которые действительно гуманно отнеслись к ним. Надо сказать, что у лихтенштейнцев остались о русских в основном хорошие воспоминания. В одном из номеров «Суворовца» некто А. Андреев, побывавший в княжестве, поделился с читателями газеты своими впечатлениями от поездки:

«…Прошел к тому месту, где в свое время был русский лагерь, столь хорошо известный всем Суворовцам.

От лагеря уже ничего не осталось. Бараки давно снесены, и лишь остатки кухонных труб возвышаются над заросшей травой площадью. Нет ни ограды, ни протоптанных дорожек. Сюда уже больше никто не заходит, если не считать одиноких коров, которые мирно пощипывают траву на том месте, где было столько пережито и передумано нашими беженцами.

Но если лагеря самого нет, то память о русских еще жива среди жителей Лихтенштейна.

Нельзя побывать в Вадуце и не посетить милейшего начальника лихтенштейнской полиции господина Брунхардта. Он все продолжает заниматься своим скромным делом и всегда бывает рад дружескому посещению. Вспоминаем с ним те времена, когда грозные тучи с советскими молниями нависли над горстью отважных русских людей. Вспоминаем отъезд этих беженцев в заокеанские страны…»[656].