Хивинские походы русской армии - Михаил Терентьев

Ввиду того, что в отряде на переходе к Адам-Кирилгану пало много верблюдов и многих пришлось бросить за негодностью, а вьюки с них некому было оставить, кроме разве туркменов, решено было сжечь лишнее… Очевидно, что жгли далеко не лишнее, ибо лишнее было уже покинуто в Хал-ата… Запылали кибитки, сундуки, кошмы, мешки и разные вещи. Здесь, вероятно, зарыты в песок и все кузнечные, слесарные, плотничные, столярные, каменщичьи и землекопные инструменты инженерного парка. По крайней мере, в ведомости парка все взятое из Ташкента и Чиназа отмечено в графе «поломано на работе» — целиком. Осталось только 10 молотков, 10 лопаток для каменной работы и ISO лопат для земляных работ. Оно и понятно: инструменты, выведенные в расход, ни разу в походе не употреблялись. Обоз, состоявший из верблюдов, чинить ни топором, ни пилой нельзя; дворцов также дорогой не строили, значит, каменщикам работать не приходилось.

От возвратившихся лазутчиков узнали, что отсюда до АмуДарьи еще 80 верст безводных, но что в стороне есть глубокие колодцы Алты-Кудук; если идти на них, то путь удлинится на 20 верст. Кауфман решился идти напрямик, не заходя на эти шесть колодцев. Он сделал в этом случае ту же ошибку, что и Маркозов, миновавший Бала-Ишем, чтобы выиграть такие же 20 несчастных верст. Последствия были те же: Кауфман чуть не погубил отряд и все-таки должен был свернуть на Алты-Кудук, как свернул по неволе и Маркозов на Бала-Ишем! Наказание даже превзошло вину: вместо того чтобы проскользнуть до Аму-Дарьи в 2 дня, пришлось просидеть в пустыне 12 дней!

Выступили в 2 часа утра 2 мая и пробились с обозом в темноте до 4 часов, пока дошли до караванной дороги на Уч-учак. Приказано было беречь только вьюки с водой и артиллерийскими запасами, остальное жечь, если падет верблюд… В крайности разрешалось истреблять даже артиллерийские запасы…

К 9 1/2 часам утра эшелон прошел 21 версту, т. е. по 2 версты в час, и стал на привал в горячем песке. Несмотря на то, что воды утекло из турсуков и прочего весьма много, и что людям дали для питья только по чарке и немного для чаю, все-таки стали варить пищу, что, конечно, было громадною ошибкой, так как на варку требуется очень много воды. Но Кауфман обнаружил в хивинском походе полнейшую неопытность и делал ошибку за ошибкой.

К 2 часам жара дошла до 40 градусов. Из отставшего обоза получены безотрадные вести, что верблюды падают сотнями и что для спасения артиллерийских запасов и воды сбрасывают провиант и вещи и жгут их, а на освободившихся верблюдов вьючат эту воду и запасы, хотя все-таки часть их пришлось оставить на дороге с прикрытием. Из арьергарда от Головачева получилась также нерадостная весть, что он придет разве ночью и что вода утекает так, что ее не только на два дня, а даже и на эту ночь не хватит…

Привал обратили в ночлег и послали лучших верблюдов подобрать брошенные тяжести. Воду проверили, оказалось ее на 1 1/2 дня. Приказано растянуть ее на три дня. К 5 часам вечера пришел, наконец, измученный арьергард. Люди несли на себе мешки с порохом и снарядами, снятыми с павших верблюдов.

Здесь опять назначено было всесожжение тучное… На этот раз жгли офицерские палатки, походные кровати, шинели, мундиры, запасные сапоги, белье, даже часть солдатских рубах; лопаты, мотыги, доски от паромов, штурмовые лестницы. Даже неудавшиеся по тяжести кауфманские понтоны приказано было зарыть. Этого последнего, однако не успели сделать, потому что один из лаучей, Тюстю-бай, нашел неподалеку колодезь. Ни Кауфман, ни его колонновожатые не догадались, конечно, послать джигитов искать колодцев, ни даже спросить лаучей, бывал ли кто из них в этих местах. Когда саперы начали на авось рыть колодезь, то им, как и на Адам-Кирилгане, стал помогать сильный и ловкий Тюстю-бай, прозванный саперами Василием. Этот новый «сапер Василий» в разговоре как-то упомянул, что бывал в этих местах и помнит, что недалеко отсюда, верстах в 10, есть хорошие колодцы. Саперы доложили своим офицерам, а те Кауфману. Тогда только он догадался послать этого «Василия» искать колодцы и привезти оттуда бутылку воды или иное доказательство, что вода найдена. Киргиз воротился через 2 часа, но без воды, а с веретенем для добывания воды из глубоких колодцев; веревка, взятая им с собою, не достала до дна.

После этого для осмотра колодцев посланы были Аминов и Каульбарс с 1 сотнею казаков и ротою. Аминов скоро воротился с сотней и бутылкой воды. Расстояние оказалось в 9 верст. Глубина колодцев от 16 до 18 саженей.

В час ночи на 3 мая отряд двинулся на эти колодцы без дороги и пришел в 10 часов утра; шел, значит, по версте в час. Колодцы оказались узкие и кривые, добывать из них воду было весьма затруднительно. Толкотня, гам, споры и драки начались у колодцев; лаучи не могли ничего добиться и столпились у ставки Кауфмана, стали на колени и стали молить «су… су…» (воды… воды). Несколько человек из них так и умерли, не дождавшись ни глотка… Собаки выли так жалобно, что их, наконец, стали убивать, чтобы избавить от мук. Лошади срывались с приколов и мчались к колодцам, а когда их отгоняли, то они нападали на бочки и турсуки с водою, которые несли мимо них, лизали мокрую землю возле колодцев, глотали мокрый песок. То же делали верблюды, ослы и порционные быки.

Вместо 6 тут оказалось только 3 колодца, да еще два найдено в версте от них. Один был весьма хитро прикрыт, будто засыпанный: туркмены перебрали его на половине глубины сучьями, а сверху навалили сажени 2 земли. Саперы стали его расчищать. Полторацкий уверяет, будто здесь два сапера задохлись на глубине 20 саженей; в материалах об этом, однако, нет ни слова. Когда сняли насыпку и переборку, то это оказался лучший колодезь, дававший до 800 ведер в сутки. Его так и прозвали «саперным». Внизу у дна становились, спущенные туда, очередные два человека, наполнявшие опускаемые к ним турсуки; на половине глубины в особой нише стоял еще один человек, для передачи наверх приказаний снизу: «Тащи». Но как внизу было душно, то один саперный офицер придумал простую и хорошую меру: он надувал очередной турсук воздухом при помощи кузнечного меха и спускал его вниз. Рабочие получали таким образом запас свежего воздуха, и потому работа пошла живее.

На первой группе 3-х колодцев, где и стоял весь отряд, когда самый обильный был вычерпан и стал к концу давать вонючую воду, вздумали его почистить; спустили на дно 2-х сапер, которые и нашли там разложившийся труп собаки с облезлой шкурой… У многих, кто пил перед тем воду из этого колодца, началась рвота.

Было очевидно, что всех верблюдов и лошадей невозможно напоить здесь и в двое суток, работая день и ночь. Даже и люди изнемогали от ожидания очереди. У колодцев много солдат лежало уже без чувств и их топтали дравшиеся за очередь и отнимавшие у счастливцев воду…

К довершению беды налетела кавалерия с Хал-ата, но ей дали только немного отдохнуть и выпроводили обратно на Адам-Кирилган.

Кауфман собрал в 4 часа пополудни военный совет из начальников частей для решения вопроса: что бросить? Решено солдатских вещей не бросать, а бросать последние офицерские. Кто-то, обозначенный у Полторацкого буквою П* (а таких кроме Полторацкого было всего двое: генерал Пистолькорс и подполковник Папаригопуло), предложил бросить артиллерийский парк, так как из нескольких стычек можно было убедиться, что неприятель плох и пушечного огня не стоит. Число же верблюдов сократится на 600 штук. Один из батарейных командиров возразил, что в таком случае надо бросить и пушки, которые без снарядов будут уже ненужными. Но Головачев обещал водворить должный порядок на колодцах и ручался, что к ночи всех напоит, а турсуки наполнит. Поэтому Кауфман объявил выступление дальне в 12 часов ночи, оставив здесь все тяжести при 4 ротах и 4 орудиях.