Тень Лучезарного - Сергей Малицкий

– Манин! – вспомнила услышанное ночью имя и сдернула мантию Лава. – Оставь ее!

Человек обернулся, прищурился и как будто раздел Лаву. Сначала до белья, потом до голого тела, потом содрал с нее кожу и погрузил пальцы в ее голову. Вытащил их оттуда, облизал и хлопнул в ладони. И дакский клинок в ее руке с шорохом посыпался пылью и пеплом на пол.

– Вот кто смотрел на меня, – кивнул Манин. – Вот кто выглядывал в ночи Великого магистра ордена Тьмы. Что ж. А ведь это лакомство, пожалуй, послаще дакитки. Силы особой нет, но внук акса в брюхе – это чего-то, да стоит. Внук великого Зна и почти столь же великой Рит. Ладно, тогда выродка Сигнума оставим на десерт. А пока, – он снова начал сплетать клинок из языков тьмы, – расскажи мне, беременная девочка, как ты сумела подняться и как ты сумела остаться невидимой? Что у тебя в левой руке? Ах, ты же не можешь говорить… И руки не слушаются… Ну ладно, говори и показывай. Да-да, не забудь погладить животик. Малыш твой уже не появится на свет…

Он подошел почти вплотную, и, обжигая нестерпимым холодом, острие его клинка почти касалось ее лица, когда вдруг словно огнем опалило ей затылок и левую щеку. Что-то вспыхнуло на юго-западе, заставив страшного человека скорчить лицо в гримасе и зажмуриться, а Лава рванула рукоять меча и, вдвигая в гарду выступ на рукояти, сделала то затверженное движение, которым она не одну осень рубила тыквы на Воинской площади.

Лава еще успела разглядеть удивление на лице Манина, когда хрип со стороны Лакримы обратился рычанием, а пепел осыпавшегося дакского меча поднялся и впился огненным кольцом в обезглавленного магистра ордена Тьмы.

– Полетаем, – успела сказать Лакрима, и пол под ногами Лавы исчез.

Они выехали из Бэдгалдингира затемно, не говоря друг другу ни слова. Все, что можно сказать, было сказано. Глаза Биберы стали прозрачными, как вода в зимнем ручье. Губы, наконец, обмякли, только скулы оставались напряжены да жесты замедлились, потекли, словно Бибера повисла на краю пропасти, боясь сорваться и потратить силы до времени.

Деревни на окраине столицы показались сначала безжизненными и пустыми, ни огонька не горело в окнах, да и запаха дыма не было, но кто мог сказать, что творилось в городках и селах, расположенных выше по склонам? Тракт шел по самому дну долины Себет-Баби, которая отличалась и от даккитской долины Истен-Баба, разбегающейся в стороны на многие лиги, и от долины двух королевств Раппу и Бабу – Сана-Баба, с ее ступенями плоскогорий. Себет-Баби была подобна огромному рву, прокопанному творцом от Анкиды до ныне почти безжизненной Сухоты. Тракт следовал по самой низкой ее части, от которой на север и на юг поднимались довольно крутые склоны, покрытые бесчисленными террасами полей, садов и деревенек. Когда-то вдоль тракта текла к Алке речушка, собирающая в себя сотни ручьев, сбегающих со склонов, но за сотни лет все эти потоки нашли применение на полях и в колодцах, и только в самое дождливое время до Сухоты добирался бурный поток. В пяти местах, не считая Бэдгалдингира и Алки, почти к самому тракту выдвигались неприступные скалы, и именно там были устроены крепостные стены, которые, конечно, не могли сравниться со стенами Алки и уж тем более с главной стеной Бэдгалдингира, защищаемой магией башен угодников, но и эти крепости заставляли случайного путника, следующего в Алку, придерживать коня и спрашивать проводника:

– Это уже земли герцога Хоспеса или все еще земли короля Тигнума Ренисуса?

– Все еще земли короля Тигнума, – обычно отвечали проводники, и не потому, что, когда появлялась Алка, уже никаких вопросов не возникало, а потому что, хоть и правил восточной частью королевства важный вельможа древнего рода, его земли были частью одного королевства. И вот теперь Игнис крутил головой и вспоминал все, что ему было известно об одном из обломков древнего каламского царства.

Полторы тысячи лет назад, когда воины Лучезарного пробили стены Алки, их продвижение на запад было замедлено не столько сопротивлением воинов Бэдгалдингира и тогдашнего Таламу, и даже не бастионами пяти крепостей, а узостью долины в нижней ее части, что заставляло даже сокрушительное войско, идущее к Бараггалу, вытягиваться змеей. Те времена давно прошли, но и теперь вдоль тракта могли разместиться только небольшие деревни да придорожные заведения, а уж если случалось образоваться там городку, то его улицы опять же ползли по склонам вверх, украшая древнюю долину причудливыми башнями, куполами и изогнутыми по каламским обычаям кровлями, что не прибавляло ширины древней дороге, а как раз наоборот, потому что всякий путник, видя такое великолепие, останавливал лошадь или повозку и начинал вертеть во все стороны головой, порой замирая посреди тракта. Конечно, ближе к скалам имелись тропы, которые соединяли между собой горные поселения, но ни одна из них не могла заменить главный путь.

К полудню первого дня путники преодолели полсотни лиг и остановились в одном из сел, что подпирало своими домами не только окрестные скалы, но и первую из крепостных стен, делящих долину на части. У входа в трактир стоял дозор из полусотни ардуусцев. Их старшина направился было к путникам, но Бибера неожиданно ткнула ему в лицо ярлык и прошипела, что она сестра Церритуса. Старшина замер, затем отступил с поклоном, что-то крикнул, и только после этого из трактира выскочил служка и занялся лошадьми путников. Через минуту, когда путники обосновались в пустом зале, ожидая появления трактирщика, за окном послышался стук копыт.

– Посыльный, – прошептала Туррис, закрывая глаза и прижимаясь к стене. – Не трогайте меня. Я должна зацепиться.

– За что? – хотел спросить Холдо, но Бибера ткнула парня кулаком в плечо.

– Тихо.

– Тут что-то не так, – заметил Игнис, когда в зале появился испуганный трактирщик и даже как будто услышал, чего хотят от него важные гости.

– Быстрее, – крикнула трактирщику Бибера.

– Может быть, кровь? – предположил Холдо.

– Кровь? – не понял Игнис.

– Я чувствовал запах крови всю дорогу, – сказал Холдо. – Насчет магии ничего не могу сказать, но кровь я чувствую всегда.

– И что? – не понял Игнис. – Я и сам видел следы крови на дороге. Может быть, она вся в крови. Снег прошел и теперь идет, скрывает ее. Но я магии не почувствовал.

– Магия… – неопределенно прошептала Бибера и закрыла так же, как Туррис, глаза.

– Ты хищник, Холдо, – прошептала Туррис. – Ты по натуре – хищник.

– Все люди хищники, – пожал плечами Холдо.

– Пожалуй, – кивнула Туррис. – Скажи, медведь – опасный зверь? Хищник?

– Не сталкивался, – нахмурился Холдо. – В Анкиде, я слышал, их можно встретить только в горах, а я сидел на равнине. К тому же у нас своей пакости хватало. Но медведь – опасный зверь. Конечно, хищник.

– А я тебе скажу, что это вопрос случая, – ответила Туррис, наконец открывая глаза. – Если медведь не изведает вкус дичи по случаю, к примеру, попадется ему паданец какой или еще что, то так и проживет до дряхлости непонятно кем.