Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Гильем сегодня рисует в беседке? – спросила она, чтобы нарушить молчание.

– Идите и посмотрите сами! – буркнул свекор в ответ.

– Насколько мне известно, сегодня он не выходил из дома, – попыталась смягчить обстановку Клеманс. – Франсин относила в его спальню поднос с чайными принадлежностями.

– Тогда я загляну к нему, – вздохнула Леонора.

Она знала, что супруг снова станет расспрашивать о том, какое решение принял судья и отдала ли она предназначенное красавице повитухе письмо, и боялась этого разговора. Робко постучав в дверь, она вошла.

– Ты могла застать меня в объятиях Франсин, – иронично заметил Гильем.

Он сидел, опершись локтями о стол, за которым временами обедал или ужинал. За этим же столом он делал наброски по вечерам.

– Ты думаешь, я бы огорчилась? Полагаю, ты предусмотрительно запираешь дверь на ключ, когда вы с Франсин вместе.

– Совершенно верно! Оказывается, у тебя в голове не совсем пусто, Леонора!

– Прошу, не надо меня унижать! Я пришла сказать, что передала письмо в руки Жозефу де Беснаку и он пообещал отнести его жене.

– Спасибо. Я счел необходимым сообщить Анжелине, что она может рассчитывать на мою поддержку.

Леонора стиснула зубы. Несмотря ни на что, она почувствовала себя уязвленной. Гильем курил трубку, и по комнате плавали облачка дыма с характерным островатым ароматом.

– Как дела у твоего возлюбленного? – спросил он негромко. – Я полистал юридическую литературу из библиотеки Жака. Пенсон может закрыть дело за отсутствием состава преступления.

– Я говорила с ним сегодня, мы обедали вместе в «Отель де Франс». Гильем, я сделала что могла. Анжелина призналась в проступке, поэтому Альфред не может отменить суд и закрыть дело, как ты говоришь. Но, принимая во внимание наши с ним отношения, он решил передать его своему коллеге из Фуа.

– Что? Вот мерзавец! Он наплевал на нашу сделку, по условиям которой, если он хочет получить тебя в жены, он должен сразу же отпустить Анжелину!

Держась на благоразумном расстоянии, Леонора сказала:

– Ты, наверное, неправильно меня понял, Гильем. Он не может освободить ни ее, ни эту девушку. Что сказали бы на это начальник полиции и супрефект? Они в курсе происходящего. Поставь себя на его место! Альфред под судейской присягой, и, поскольку в силу обстоятельств он не может судить об этом деле беспристрастно, он принял такое решение.

Дрожащими от гнева и разочарования пальцами Гильем вцепился в колеса своего кресла. Он развернул свое седалище, пленником которого стал, и смерил супругу презрительным взглядом:

– Ты все-таки ни на что не годна, моя бедная девочка! И в постели тоже, иначе твой любовник не сыграл бы с тобой такую грязную шутку. А теперь уходи! Завтра я сам нанесу ему визит. Уходи, или я…

Она выбежала из комнаты, едва сдерживая слезы унижения. Никто больше не видел Леонору в тот вечер – ни за ужином, ни позже, когда пришло время пить травяной настой на ночь. Оноре сдержал слово: в честь приятного известия, которым поделилась с ним Клеманс, на стол подали изысканные деликатесы и Жак откупорил бутылку шампанского.

В своей комнате Леонора слышала гул голосов и смех. Она ощущала себя потерянной, преданной Альфредом Пенсоном, презираемой Гильемом. Когда все уснули, молодая женщина бесшумно спустилась на первый этаж. Она больше не могла находиться в этом доме. Выплакавшись и дав волю гневу, она вдруг затосковала по родному острову.

Пребывая в полнейшем смятении, она взяла в буфете бутылку коньяка и вышла через застекленную дверь в сад. Ночь была теплая, пахло розами и жасмином. Леонора прошла к беседке в глубине сада, присела на каменную скамью и стала пить. Поначалу напиток показался слишком крепким, неприятным, но потом она вошла во вкус. Опьянев и забыв о всех своих огорчениях, она с улыбкой на устах направилась к песчаному берегу реки.

– Прощай, Гильем! Прощай, Анжелина! Я возвращаюсь к морю, домой, на Реюньон!

Воды реки Сала сверкали в лунном свете. Леоноре чудилось, что она видит океан и пляж, по которому бегала девчонкой. Она раскинула руки и побежала вниз по пологому склону к воде. Казалось, она легкая, как птица, и сможет полететь к родному дому, к матери и дяде.

– Я возвращаюсь к морю! – прошептала она снова.

В тюремной камере замка виконтов де Шамбор, в ту же ночь

Прислонившись спиной к стене, Анжелина дремала. Пробуждаясь, она каждый раз спрашивала себя, который теперь час, наступил уже вечер или нет. В подземелье всегда было темно, и большая лампа, которую смотритель оставлял в самом начале коридора, не спасала положение. С недавних пор к темноте добавилась давящая тишина: четверку грабителей увезли в Фуа.

Много душевных сил уходило на то, чтобы не поддаться печали и отчаянию. Часто Анжелина представляла себе другую камеру – с узким, забранным решеткой окошком, через которое она все-таки сможет видеть солнечный свет и бледное мерцание звезд.

«Луиджи не пришел, – думала она. – Почему? Боже, это будет невыносимо, ужасно, если нам больше не позволят видеться! А вдруг с ним случилось несчастье? Нет, нельзя даже думать об этом!»

Сердце ее сжалось. С мужем они регулярно виделись со дня ареста, а вот по своему мальчику она очень скучала. Из глубины этого мрачного, сочащегося влагой обиталища Анри представлялся ей ангелочком, чье смеющееся личико возникало перед ее мысленным взором, стоило Анжелине закрыть глаза. Чтобы побороть тоску, она вспоминала, как держала его на коленях и обнимала, в мельчайших подробностях – соприкосновение с его теплой и нежной щечкой, аромат его дыхания, звонкий детский голосок…

– Ты тоже не спишь? – спросила у нее Розетта, которая лежала на лавке, положив голову Анжелине на колени.

– Мы и так спим слишком много, ты не находишь? Я даже жалею, что наших соседей увезли. Они хотя бы говорили на местном наречии, да и не такие уж они законченные негодяи…

– Еще бы! Когда жандармы их уводили, они пели твою любимую песню, и ты расплакалась!

– «Se canto» – гимн наших гор, и мама часто напевала его по вечерам, когда укладывала меня спать.

– Энджи, как ты думаешь, Виктор уже все про нас знает? Наверняка его родители прочли ту статью в газете и написали ему письмо. Он не простит меня, я в этом уверена! А если бы даже и простил, что толку? Я все равно не выйду из тюрьмы!

Анжелина предпочла оставить ее вопрос без ответа. Она была уверена, что им с Розеттой предстоит провести за решеткой много лет. Она вздохнула и погладила девушку по волосам.

– Думаю, им придется перевести меня в местную больницу, хотя бы на время родов. Я отдам моего малыша Жерсанде и Луиджи на попечение. Замечательно, если у Ан-Дао еще будет молоко, тогда она смогла бы кормить и его тоже.