Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Дэвид Даллин

Однако в январе 1952 года неожиданно возникли новые возможности. Один из агентов Марии по имени Хауэр, который не был ни умен, ни сообразителен, встретил некоего Петерсена, который работал в военном ведомстве. Из их разговора стало ясно, что Петерсен симпатизирует советской политике. Хауэр представил его Марии Кнут. Завербовать человека из военного ведомства было бы блестящим успехом. Мария запросила своих боссов в Берлине. Стреляным воробьям из советско-польской разведки Петерсен показался подозрительным, всё это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Марию предупредили, но не запретили продолжать контакт. Сотрудничество началось, а потом переросло в личную дружбу между Петерсеном и Марией.

Петерсен, разумеется, не был сотрудником военного ведомства. Полиция ФРГ пошла на рискованное предприятие и снабдила его различными фальшивыми, но представляющими интерес документами об организации западногерманской армии. Там были «письма к канцлеру», «большой план», «береговой план» и т. д. Все документы были переданы руководству польской разведки. Постепенно Альберт и Грегор начинали ощущать энтузиазм. В марте 1953 года они дали высокую оценку донесениям Петерсена, через месяц они повысили плату «Эрнсту Больду» (Петерсену) до 500 марок в месяц и обещали скорое повышение до тысячи марок, что было бы беспрецедентно высокой оплатой для вновь принятого агента.

К этому времени германские власти имели всю информацию, которую хотели получить, больше ничего нельзя было добиться, продолжая операцию «Петерсен». И во второй половине апреля 1952 года был положен конец трехлетней шпионской деятельности Марии Кнут. Все члены ее шпионской группы были арестованы. Суд был проведен в январе 1953 года. В тюремной больнице Мария перенесла две онкологические операции. На суд ее сопровождала медицинская сестра. Понимая, что конец её близок, Мария рассказала все полностью и в деталях. Ее единственной попыткой оправдать себя было утверждение, что, беспокоясь о судьбе польской нации, она хотела предотвратить, если это возможно, воскрешение германской армии. Это, как заявила она суду, было главным мотивом ее деятельности. Не убежденный этими открытыми признаниями, суд приговорил ее к 4 годам исправительных работ. Наказание для Вестбельда было определено в два года, а для Марианны Опельт — в три месяца. По сравнению со шпионскими процессами в столицах стран-сателлитов, с их обязательными признаниями и суровыми наказаниями, эти первые после войны приговоры германского суда представляются мягкими и гуманными.

В новых условиях разведывательной работы, возникших в 1947–1948 годах, польское правительство попыталось реанимировать старых польских агентов, которые пережили войну, и теперь в изменившейся международной обстановке могут быть снова использованы. Капитан секретной службы в Варшаве Камиен в поисках опытных агентов обратился к ветерану польской разведки Теодору Шендзелоржу, человеку с беспрецедентно большим шпионским послужным списком.

Шендзелорж работал секретным польским агентом в Германии до войны и был в 1937 году приговорен нацистским «народным судом» к пожизненному заключению. Теперь, когда его пригласили снова возобновить свою деятельность, он дал согласие. Он отправился в Германию в 1948 году, чтобы работать там самому и набирать агентов из числа немцев, перемещенных из Польши в Германию. По приказу своего шефа они чертили карты и составляли доклады о расположении военной группировки США, о её вооружении, складах горючего, железных дорогах и так далее. Сам Шендзелорж ездил из Польши в Западную Германию и обратно, собирая рапорты, оплачивая агентов (самая большая оплата составляла 50 марок в месяц), и возвращался со своими трофеями в Варшаву.

Как это часто бывает с восточными агентами, они, заинтересованные в деньгах, гнались за количеством рапортов в ущерб их качеству и снабжали Шендзелоржа, а через него и Варшаву, нелепыми материалами. В одном отчете был описан какой-то странный безмоторный самолет. В другом говорилось об атомном арсенале Соединенных Штатов, который насчитывал шесть сотен бомб, одна из которых «была где-то потеряна». Было сообщение о том, что американские войска начинают носить униформу зеленого цвета, чтобы сойти за русских. Следует признать, что помимо этого в руки Шендзелоржа попадала и достоверная информация в виде чертежей, карт и схем военных и промышленных установок, железнодорожных депо, газовых и водопроводных сетей.

Возвращаясь в Польшу из одной такой поездки, Шендзелорж был арестован около военного полигона Графенвор. Пытаясь убежать, он уронил хозяйственную сумку, набитую компрометирующими его документами. Его арест и найденные при нем материалы позволили вскрыть всю шпионскую сеть. Вместе с Шелдзелоржем были арестованы еще четверо — двое поляков и двое немцев. Перед американским судом обвиняемые во всем признались и рассказали о своей деятельности. Их способом защиты было принуждение (этот прием стал стандартным во всех шпионских делах): они якобы боялись за своих родственников в Польше, отказ от работы на спецслужбу означал их арест и высылку в Сибирь. В некоторых случаях репрессии по отношению к родственникам шпионов действительно могли служить угрозой, но этот прием часто использовался и теми шпионами, которые работали по убеждению, и суды в Германии не всегда могли отличить реальных жертв от фальшивых. Шендзелорж был во второй раз в своей жизни осужден на длительный срок — на 30 лет, его помощники получили от 12 до 20 лет. Генерал Люциус Д. Клей, военный комендант Германии, сократил эти сроки наполовину.

Шпионская техника восточноевропейских служб была существенно усовершенствована в послевоенный период. Всего несколько лет отделяло Марию Кнут с её примитивным снаряжением от другого польского агента — Бруно Снеговского, мастера шпионажа, который добился серьезных успехов. Прежде чем отправиться за границу, Снеговский два года учился в разведывательной школе, что само по себе было значительным шагом вперед по сравнению с прежними трех- или шестимесячными курсами. Учителями Снеговского были русские офицеры, науки, которые он изучал, являлись польским изданием того, чему учили в Советском Союзе.

Он сумел устроиться экспертом в военное ведомство и всего за три недели ухитрился сделать рекордное число фотографий — семьсот снимков людей и документов; он также заснял работников контрразведки. Аккуратно упакованные фото он поместил в «мертвый» почтовый ящик (ящик, которым давно не пользовались) в пригороде Бонна и польский курьер забрал «почту», даже не встречаясь с отправителем. Эта процедура оказалась не столь блестящей, как считал ее изобретатель. При третьей попытке использовать почтовый ящик Снеговский был арестован. Его судили и приговорили к 5 годам исправительных работ.[298]

Однако польская разведка в Германии была не столь активна, как разведки других восточноевропейских стран. У Варшавы было мало убеждённых и преданных коммунистов, чтобы нести службу в Германии, а наёмники, выбранные наугад или взятые из старого резерва, оказались неэффективными в новых условиях. Урожай оказался очень скромным.

Восточногерманский аналог НКВД — МСС (Ministerium für Staatssicherheit) или неофициально и сокращённо Штази, — появился в 1950 году после двух лет тщательной подготовки. Одной из главных задач этого органа был шпионаж. Штази переняла структуру, методы и технику работы скорее от советского прототипа, чем от своего предшественника — гестапо. В области шпионажа она использовала советскую технику и даже приняла на вооружение некоторую советскую терминологию. Советская система шпионажа, основанная на 25-летнем опыте, служила моделью, и германская разведка строго ей следовала.