Шакалы - Николай Леонов

Фокин не стал пускаться в высокопарные рассуждения, он лишь еще раз убедился: акция задумана и подготовлена безукоризненно, успокоился и, сидя в кресле, заснул.

Гуров поднял коллег в семь утра, хотя первый выход главы государства в народ был назначен лишь на одиннадцать. Умытые, бритые, как и положено, неприметно сыщики появились на улице, ведущей к станкостроительному заводу, уже в начале девятого. Улица была самой обычной, не широкой, не узкой, в конце ее были массивные железные ворота завода, рядом с воротами, как и положено, проходная.

Русский человек своей натуре не изменяет, улицу чистили, прихорашивали в последний момент. Видимо, работа велась и ночью. Неподалеку от завода громоздился то ли недостроенный, то ли восстанавливаемый дом. Сейчас стройку обнесли высоким забором, который в данный момент заклеивался плакатами, призывавшими голосовать за Президента. По другую сторону улицы был небольшой скверик, дорожки которого сейчас подметали, а кособокие скамейки красили.

– Когда сами убудут, тучи охраны рассеются, свежеокрашенные скамейки станут большой радостью для пенсионеров, молодых мамаш, особенно для ребятишек, – не преминул отметить Станислав.

– А митинг состоится непосредственно напротив каменного остова, смахивающего на дом? – спросил Гриша Котов, недовольно поводя длинным носом. – Из оконных проемов не из винтовки, из рогатки можно пульнуть.

– Крупный завод в Москве известен, о стройке никто не знает, – ответил Гуров. – Сказали, митинг у завода, местные власти и не пикнули, забор построили, теперь плакаты клеят.

– Отвечаю, забор до завтрашнего утра не простоит, доски совершенно новые, растащат, – заявил убежденно Крячко.

– Станислав, ты сам-то до завтрашнего утра удержишься? – зло спросил Гуров, смешался, добавил: – Извини.

Подкатили две «Волги» – начальник розыска подполковник Попов привез своих оперов.

– Доброе утро, – сказал он громко, махнул своим ребятам, указал на москвичей. – Знакомьтесь.

Местные оперы, мужики различного возраста и комплекции, одетые разномастно, но с похожими равнодушными лицами и внимательным цепким взглядом, пожали москвичам руки, представляясь по имени, мгновенно определив Гурова как старшего, называли фамилию и звание. Лишь опытный человек мог определить в этих парнях розыскников. Не было среди оперов людей с накачанными бугристыми мышцами, с набитыми костяшками на кистях рук. В общем, это были сыскари, а не волкодавы, хотя, конечно, любой из них в драке далеко не любитель, но и не профессионал-скорохват. Видимо, начальник рассказал им о Гурове, так как они поглядывали на знаменитого сыщика с любопытством.

Попов взял Гурова под руку, отвел в сторону.

– Вашего гэбэшника мы, кажется, установили, – сказал он. – Вчера на «хитрой» даче появился схожий по приметам человек. Я распорядился «посмотреть» его и сопровождать. В отношении молодого блондина пока глухо.

– Спасибо, Юрий Васильевич. – Гуров кивнул. – Если с гэбэшником вышли в цвет, молодой сам тут объявится, наша задача не прозевать. Народ, как обычно, пригонят, начнут приветствовать, станет людно и шумно. Повторяю, засечете похожего, известите меня или Григория Котова. Он лучше всех знает парня в лицо.

– Понял, мы рассредоточимся, попытаемся распознать на подходе, – сказал Попов и увел своих оперативников в скверик.

Москвичи продолжали стоять на тротуаре. Обычно молчаливые, Котов и Нестеренко тихо, но азартно спорили.

– А я тебе говорю, никакого особого русского героизма не существует, – говорил Котов.

– Ты еврей, тебе не понять, – огрызнулся Нестеренко.

– Валя, антисемитизм уничтожает человека. – Котов держался спокойнее.

– Я к слову сказал, отвяжись. Но ты же не будешь отрицать, что именно русские закрывали грудью амбразуры пулеметов, – продолжал свою линию Нестеренко.

Гуров слушал спор оперативников рассеянно, в голове свербила все та же мысль: каким образом Фокин собирается использовать Игоря Смирнова?

– В отношении амбразур статистики не знаю. Но могу напомнить, что у японцев были камикадзе.

– Фанатики!

– Возможно, но согласись, броситься на смерть в пылу боя – одно, а в спокойной обстановке сесть в самолет, который не может вернуться на землю, это иное, – возразил Котов.

– Станислав, на минуточку, – сказал Гуров.

– Я тут, командир! – Крячко подскочил, щелкнул каблуками.

Гуров взглянул на друга осуждающе.

– Извини, Лев Иванович, объявляю перерыв. Слушаю внимательно.

– Полагаю, стройка не может использоваться. – Гуров кивнул на обклеенный портретами забор и громоздившееся за ним здание без крыши. – План операции составлялся в Москве, такой объект не учитывался, перестраиваться на ходу серьезный человек не станет.

– Согласен на все сто, – ответил Станислав. – Я бы снайпера исключил начисто. Главная фигура – парень, а он не стрелок.

Гуров неожиданно подумал, только что у него появилась новая, интересная идея, мелькнула в сознании и пропала, он напряженно восстанавливал недавно увиденное и услышанное, пытался появившуюся мысль возродить, но подошел подполковник Попов и сказал:

– Лев Иванович, мои парни упустили гостя, ночевавшего на даче.

– Случается, не надо суетиться, если гость – человек, нас интересующий, он должен появиться, ведите наблюдение.

Гуров проводил подполковника взглядом, вновь сосредоточился, но ничего толкового в голову не приходило.

Люди толпились в скверике, запрудили улицу, большинство поднимались на носки, вытягивали шеи, пытались увидеть Президента, который, стоя на небольшом возвышении, привычно улыбался и говорил в микрофон о том, что Россия стоит перед выбором и будущее россиян – в их собственных руках.

Гуров не ожидал такого скопления людей, стоял рядом с охранником службы безопасности, которому заблаговременно представился. Охрана оттеснила толпу, и в радиусе метров десяти перед микрофонами, Президентом и стоявшим за его плечом Коржановым никого не было. Сыщик прекрасно понимал: при всей дисциплинированности собравшихся толпа есть толпа, и стоит стоявшим в задних рядах шелохнуться, сделать шаг вперед, как нейтральную зону заполнят, охранники будут бессильны. Десятки корреспондентов держали над головами микрофоны, кинокамеры, и на глазах миллионной аудитории никто не посмеет ударить либо применить иной способ силового давления.

Пока помогали слова увещевания, но это лишь пока, стоявшие позади слов не слышали, люди поднимали плакаты: «Голосуй или проиграешь!», «Голосуй сердцем», «Борис, мы с тобой!» Но кое-где виднелись и портреты лидера коммунистов, мелькали и соответствующие лозунги.

Президент объяснил, что подписал Указ о немедленном погашении задолженности по выплате зарплаты и пенсий. Казалось бы, радостная новость, но она была встречена слушателями не аплодисментами, а молчанием, даже неодобрительным гулом и звонким женским выкриком: