Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

— Я не желаю расчищать кустарник для того, чтобы другие ловили в нем птиц! — грозно ответил деверь шурину. Регент был в ярости от бесцеремонной просьбы Филиппа. — Орлеан, точно рыба, что оказалась на берегу, мой любезный кузен! Городу не хватает воздуха, Господь отвернулся от него. Еще немного, и он сам запросит у меня пощады!

Филипп Бургундский, хоть и затаил обиду, но отступил. Ссориться с могущественным лордом Бедфордом было ему не с руки. Но он отомстил регенту — увел бургундцев из-под Орлеана.

Город понял, что теперь у него шансов на выживание практически нет. Или он погибает, или предает своего хозяина Карла Орлеанского и становится еще одним оплотом Англии на континенте.

Иоланда Арагонская решила идти в атаку. Она вызвалась со всей серьезностью поговорить с зятем о Жанне Деве, слух о которой все стремительнее распространялся при дворе. Несмотря на то что последнее время Карл Валуа всячески избегал разговоров с тещей о своей политической стратегии, которой, в сущности, и не было, отвертеться от беседы ему не удалось. Не помог своему королю даже Ла Тремуй, пытавшийся стать участником беседы.

— Это дело семейное, герцог, — остановила его Иоланда, — а вы, кажется, пока еще не член нашей семьи. — Она выдержала уничтожающую паузу. — Это дело тех, в ком течет кровь Капетингов.

Иоланда понимала, что такой выпад в сторону фаворита грозит порвать ту тонкую нить доверия, которая еще держалась между ней и зятем. Но она — не Орлеанский бастард, которого из-за Артюра де Ришмона Карл Валуа отправил с глаз долой. Она — мать его жены и одновременно сундук с золотом, из которого дофин черпает средства на борьбу за свое королевство. А главное, она сильнее его — трусливого, безвольного и, к сожалению, мстительного.

Но стоило ей заговорить о девушке, Карл тотчас ощетинился. Откуда ветер дует королеве четырех королевств, догадаться было несложно. Всему виной — тлетворное влияние змеи Ла Тремуя и опасного борова Реньо де Шартра.

А эти двое ни с кем не хотели делиться властью! И если кланялись теще короля, то знали, что она — исполинская гора: обойти ее можно, сдвинуть — нет. Обоим аристократам уже немолодую испанку приходилось терпеть. Но чтобы какая-то девчонка залезла в душу их «прекрасного государя», это уже слишком!

— Неужели нельзя обойтись без дешевых чудес? — когда они остались наедине с тещей, зло спросил Карл Валуа. — Я не хочу, чтобы еще папа Римский встал на сторону Генриха Шестого! Вот англичане посмеются! — Он старался не смотреть в глаза мудрой и сильной женщине. — Бедфорд громче всех будет хохотать, уверен в этом!

— А теперь послушай меня, Карл, — грозно сказала Иоланда Арагонская. Она не желала сдаваться — королева намеревалась драться, как львица. — Не только ты и твой любезный Ла Тремуй разуверились в победе. Хотя, уверена, первый министр и не верил в нее никогда! Именно так! Все наши люди устали — никто не верит в успех правого дела. Даже такие, как Дюнуа и Ксентрай. Они готовы умереть, но это — смелость обреченных. Весь твой двор думает отсидеться здесь, за Луарой, в надежде, что все обойдется, что англичане забудут о нас. Но они не забудут — Бедфорд шагает по тропе, указанной ему Генрихом Пятым, и шагает широко! Он будет отбирать у тебя земли — кусок за куском. А когда он возьмет Орлеан, завоюет Берри, а потом отнимет у тебя Прованс, что ты будешь делать дальше? Поплывешь в Шотландию?

Карл Валуа недобро посмотрел на тещу. А ведь она угадала его мысли! Он уже не раз подумывал о том, куда ему деваться, если англичане отберут у него юг Франции. Остается и впрямь — верная ему Шотландия. Если города Франции способны открыть ворота англичанам, то шотландцы скорее умрут все до единого, дети возьмутся за мечи, но на сговор с англичанами не пойдет никто.

— Что до Шотландии, то мы отправимся туда уже очень скоро, не дожидаясь, пока англичане возьмут Прованс, — усмехнулась Иоланда Арагонская. — Потому что еще раньше твои аристократы перейдут на службу к Бедфорду. Или Филиппу Бургундскому! Зачем служить самоубийце?!

— Вот что, матушка! — вспыхнув, прервал ее Карл. — Я бы попросил вас…

— Твой Ла Тремуй — первый, кто перейдет к англичанам! — не унималась Иоланда.

Губы Карла побелели и затряслись.

— Я попросил бы вас, государыня, почтительнее разговаривать со мной!

— Нам сейчас нужно другое — необходимо вернуть гордость и уважение! — не замечая его гнева, продолжала она. — Нам нужна отвага победителей, а не пиры, похожие на тризну. — Иоланда в упор смотрела на зятя. — Блудницы истерзали Францию, так говорят люди, а Дева спасет ее. И эта Дева — Жанна! Ею надо воспользоваться, Карл! — Теперь она говорила так, точно взывала к великой мудрости зятя, его силе и воле, временно им утерянных. — Мой сын Рене утверждает, что эта Жанна владеет любым оружием, прекрасно держится в седле и бредит освобождением Франции от англичан! Сама судьба дает тебе счастливую карту! Очнись и подумай — сама судьба! Ты будешь последним глупцом, если откажешься от такого шанса!

Карл Валуа неожиданно обмяк.

— Она и впрямь способна прорицать? — тихо спросил он.

Королева четырех королевств вздохнула свободнее — ей удалось сбить спесь зятя, теперь нужно не допустить новой вспышки уязвленной гордыни.

— Она разговаривает с Господом! — Иоланда Арагонская развела руками. — С Господом, Карл! Не знаю, так это или нет, но и францисканцы, и Рене, и твой Бодрикур, капитан Вокулера, все говорят в один голос: она — чудо! Понимаешь? — чудо! Которое так необходимо тебе. Необходимо именно теперь, сейчас…

— И в какой роли вы ее видите у нас, матушка?

Иоланда усмехнулась:

— В какой роли? — Она вспомнила свою давнюю беседу с отцом Ришаром. — В роли полководца, ведущего войско света на войско тьмы. В рыцарском доспехе; с мечом в руке и благодатью в сердце. Под королевским штандартом — под лилиями Валуа. Тем более что она — твоя сестра. И возможно, даже не сводная, а родная. Она должна приехать в Шинон, Карл, и чем раньше, тем лучше! А жители Орлеана должны знать, что к ним идет на подмогу Орлеанская Дева — дочь Людовика, сестра их ненаглядного Карла-пленника! Вот в какой роли я вижу ее! И будь я проклята, если все, кто ненавидит англичан, не поднимутся против общего своего врага и не встанут под ее знамя!

Присмиревший Карл Валуа, давно подхваченный волной душевного подъема, который исходил от Иоланды Арагонской, кивнул:

— Пусть приезжает, матушка. — Он кивнул еще раз. — Посмотрим, чего она стоит.

Она сказала, что когда была в Туре или в Шиноне, то посылала за мечом, зарытым в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, за алтарем, и вскоре после этого его нашли там, и был он весь проржавевший; на нем было выгравировано пять крестов. То, что меч находится там, она узнала от своих голосов.

(Из материалов процесса по отмене приговора, 1456 год)