Кровавое евангелие - Ребекка Кантрелл

Монах тогда сказал, что изображенный на жетоне пьедестал как бы представляет одну из главных целей «Аненербе»: документально подтвердить историю и наследие арийской расы. Но кроме этого он сказал, что это может символизировать «великую тайну, которую содержит в себе некая оккультная книга, обладающая великой силой, заключенной в ней».

Эрин, затаив дыхание, думала о том, что сейчас смотрит на то, что дало жизнь этому символу «Аненербе». Исходя из того, как верхняя плоскость пьедестала развернута относительно статуи, она не могла судить о том, хранится здесь что-либо или нет.

— Мы должны стоять возле двери, — предупредил ее Джордан. — На тот случай, если нам придется давать деру.

Эрин не сдвинулась с места и даже не попыталась этого сделать. Никакая сила не сможет удержать ее от того, чтобы подойти к этому пьедесталу, осмотреть его своими собственными глазами и выяснить, что там лежит, — а вдруг это как раз Книга, написанная собственной кровью Христа?

Джордан, едва слышно выругавшись, пошел за ней к статуе.

Крест и колонна стояли на возвышении — на квадратном мраморном основании со стороной, равной шести футам. Оба эти предмета были установлены так, чтобы подчеркнуть свою значимость. Но зачем нацистам понадобилось устанавливать распятие высотой в человеческий рост? А может быть, оно охраняло что-то, что нацисты посчитали священным и неприкосновенным?

Эрин должна была это выяснить.

Она запрыгнула на возвышение, ее лицо исказилось гримасой, потому что под ногами оказались осколки камней. Внимательно глядя под ноги и стараясь не наступить на что другое, она, затаив дыхание, обошла вокруг пьедестала. И тут луч ее фонаря высветил верхнюю поверхность мраморного аналоя.

У нее оборвалось сердце.

На нем ничего не было.

— Что ты там нашла? — спросил Джордан, подошедший к основанию возвышения, но его голова была повернута в сторону прохода, где сангвинисты отчаянно сражались с мышами.

Сделав шаг вперед, Эрин ощупывала гладкую поверхность аналоя. Ее пальцы обнаружили что-то вроде выемки, в которой, похоже, что-то хранилось — возможно, предмет, похожий по своим габаритам на то, что описывал Рун.

— Здесь была Книга, — чуть слышно произнесла она.

— Что? — не расслышав ее слов, спросил Джордан.

Убитая своим открытием, Эрин отступила назад, раздавив ступней еще один из осколков, которые валялись под ногами. Она направила вниз луч фонаря. Вокруг пьедестала валялись куски серого камня. Присмотревшись, Эрин обнаружила, что это не натуральный камень, а какой-то материал, сделанный руками человека. Опустившись на колени, она осторожно взяла в руки один из осколков.

Большинство рассыпанных по полу осколков были серовато-пепельного цвета и имели толщину меньше одного дюйма. Выбрав самый крупный осколок, Эрин взвесила его на ладони и внимательно осмотрела в надежде понять, что это за материал.

Серый. Похожий на бетон. Если старинный, то, возможно, сделан из известняка и золы.

Возможно ли, что возраст этих обломков такой же, как возраст Кровавого Евангелия? Для того чтобы точно ответить на этот вопрос, ей необходимо сделать анализ, но, конечно же, не здесь, сейчас же она могла лишь предполагать.

Ногтем большого пальца Эрин поскребла уголок осколка и поднесла к носу зачищенную поверхность.

В нос ей сразу ударил знакомый специфический запах пряности, такой сильный, что из глаз потекли слезы.

Ладан.

Сердце Эрин учащенно забилось. Ведь в усыпальнице в Масаде тоже пахло ладаном — этот запах присутствовал почти во всех древних захоронениях.

Но не в нацистских бункерах.

Она пыталась соединить воедино все выясненное, сопротивляясь своему желанию, подобно неуклюжему быку, запрыгнуть на постамент, и это невзирая на то, что в течение стольких лет она отчаянно бранила студентов за гораздо менее значительные вольности, допускаемые ими и нарушающие целостность восприятия объекта раскопок.

Эрин повернула осколок другой стороной. Его профиль имел сходную с треугольником форму. Похоже на угловую часть шкатулки или ларца… Эрин, застыв на месте, словно перед ней было минное поле, рассматривала другие разбросанные по полу куски. Три других треугольных куска лежали тут же, среди прочих осколков.

А что, если эти куски действительно были угловыми элементами? Если так, то они, возможно, были частями какой-то оболочки.

Оболочки, в которой могла храниться Книга.

Эрин пристально смотрела на пустой аналой.

Возможно, русские мародеры наткнулись на то, что было спрятано здесь? Разбили свою находку и украли то, что было внутри?

В безысходном отчаянии Эрин уставилась на распятие, словно ища ответы на свои вопросы. Тело, распятое на кресте, выглядело обтянутым кожей скелетом; казалось, что это человек, прошедший через концлагерь. Он выглядел намного более худым и изможденным, чем любое из изображений Христа, когда-либо виденных ею. Черные гвозди пришпиливали к кресту его костлявые руки, более крупный гвоздь пробивал его наложенные одна на другую ноги и скреплял их с вертикальной стойкой распятия. Вокруг ран расплылись бордовые пятна. Эрин направила луч фонаря вверх, осветив безликое лицо распятого. Глаза и рот его превратились в узкие горизонтальные прорези, ноздри были тонкими, как бумага, — распятый, которого она видела перед собой, был реальным воплощением человека, обреченного на нескончаемые страдания.

Ее охватил какой-то необъяснимый порыв: ей страшно хотелось снять распятого с креста, успокоить и утешить его.

Внезапно Эрин почувствовала острую боль в руке. Поднеся ладонь к свету, она поняла, что, слишком сильно сжав обломок камня, порезала большой палец.

Вспомнив о том, что она решила сделать, Эрин снова повернулась к кресту и начала собирать с основания осколки разбитого ларца и раскладывать их по карманам. Она обратила внимание на то, что на обратной стороне некоторых обломков имеются надписи, но их расшифровкой ей придется заняться позже.

Увидев, чем она занимается, Джордан приготовился к тому, чтобы тоже забраться на постамент.

— Не надо! — предупредила она, опасаясь, что в сутолоке они не заметят или уничтожат какие-либо улики, оставленные здесь русскими.

Было бы время, она, возможно…

Они услышали крик Руна, прозвучавший, словно глас обреченного и потерявшего надежду:

— Мыши пробились в проем!

27 октября, 06 часов 04 минуты

по центральноевропейскому времени

Под Хармсфельдским озером, Германия

Рун подбежал к ним с переднего края свирепой битвы, продолжавшейся позади него. Крылья колотили по его телу, когти и клыки рвали его одежду и плоть.