Метро 2035 - Дмитрий Глуховский
Шрифт:
Интервал:
– Действительно.
Стартовали с визгом, пошли кортежем к Новому Арбату. Артема Летяга взял к себе во внедорожник. Все оглядывался на него недовысказанно с переднего сиденья.
– Что за задание-то? – спросил Артем.
– На Комсомольской, – объяснил Летяга. – Увидишь.
Пронеслись по пустому Арбату; Артем и вспомнить ничего не успел. Куда, мелькнуло только, все твари живые из Москвы делись? Почему бежали? Стояла Москва каменная и такая пустая, как будто заметенный три тысячи лет назад песками Вавилон.
Домчали до Садового, повернули через смешные запрещающие линии на асфальте куда им было нужно, покатили мимо громад гостиниц без постояльцев, офисных центров без служащих; мимо остроконечного Министерства иностранных дел, колдовской Лысой горы.
– Какие теперь иностранные дела, интересно.
– Я не лезу, – Летяга смотрел вперед. – У всех своя работа.
– Но ведь кто-то слушает радио, а? Ну чтобы знать, как там люди вообще… Как там противник. Что он там замышляет. Коварное.
– А как? – возразил Летяга. – Глушилки же фигачат.
– Действительно, – потер резину лица Артем.
За МИДом нырнули в тесные переулки, встали у заброшенного особняка за высоченным забором. Посольство чего-то там. Болтался обрывок флага неизвестной страны, выстиранный злыми дождями до белого.
Погудели условным сигналом. Открылись бесшумные ворота, впуская кортеж во внутренний двор. Внутри облепили машины фигуры с орденскими нашивками, осмотрели, не подцепили ли гости кого. Артем вылез, увидел вроде знакомые глаза за стеклянными плошками.
– Это что?
Никто не объяснил. Отворились двери, фигуры потащили из особняка в грузовик зеленые цинки с трафаретными надписями – по два, по три, еще, и еще, и еще.
Ящики с патронами.
Работали споро, справились в минуту. Козырнули, подмахнули какой-то документ для неуместной отчетности, проводили за ворота, и опять стал особняк необитаемым.
– Куда столько? – спросил у Летяги Артем.
– На Комсомольскую, – повторил тот.
– Что там? Красная Линия с Ганзой пересекаются, – сам понял Артем. – Там фронт сейчас проходит? Ганза вступила уже в войну?
– Вступила.
– Мы что? Наши там уже? Мы за Ганзу впрягаемся, да? Мы, Орден?
– Впрягаемся.
Понятно было, что Летяге с Артемом откровенничать запретили: через бульдожьи зубы цедил, но раз Артем все и сам угадывал, не подтверждать не мог.
– Там наши пацаны уже? Это им патроны? Они красных держат?
– Да.
– Это… Это же бункер повторяется, а? Да, братик? Опять мы и опять красные… И опять, если мы не сдержим, никто не сдержит.
– Может повториться, – нехотя признал Летяга.
– Хорошо, что мы туда едем, – вслух произнес Артем. – Правильное задание.
* * *
И уже ночью повторилось: Садовое кольцо, ржавые комки машин в свете фар, дома ущельем, полиэтиленовые пакеты по воздуху летят, окислившаяся луна облака чуть очерчивает; урчат моторы, клонит в сон. Мимо Цветного бульвара, по трамплинам эстакад, хитрыми переулками, тайными тропами, которые покойникам не знакомы, по тряским трамвайным путям к привокзальной площади, к станции метро Комсомольская.
Три вокзала: от одного на восток поезда, до самого упора, до Аниного Владивостока, от другого – в Петербург, на север, от третьего – в Казань и дальше туда, в российское подбрюшье. Куда хочешь езжай, вот они, рельсы, за зданиями сразу начинаются. Ставь на них дрезину, налегай на рычаги, и кати, кати, сколько хватит сил, все чудеса света тебя ждут. Но нет – никуда не уедешь. Как же нет никакой крышки, Святослав Константинович? Вот она, крышечка.
Взобрались колесами на тротуар, подогнали машины к самым дверям павильонов.
– Сейчас быстро, – приказал Летяга. – Тут не наша земля.
Распахнули двери одномоментно, рассыпались кольцом вокруг, надвинули на лбы приборы ночного видения: на чужой земле ночью все может случиться. Вереницей разгрузили цинки, Артем последним стоял, у деревянных треснувших дверей. Принимал ящики, ставил пирамидой. На душе было странно: спокойно. Видел себя за бруствером, сжимал в пальцах автоматную рукоять, ловил лбом пули. Хорошо было в бункере: все четко, все понятно. Очень хотелось в бункер опять. Вот эти все патроны истратить хотелось, до единого все. Или сколько там успеется.
Сейчас не нужно было ни попрощаться с Сашей, ни с Сухим замириться, ни Хантера увидеть. Нечего ему всем им сказать. Нет для них точек, пускай рвется все на запятой.
– За мной теперь!
Каждый взял по два цинка, впотьмах вступили с ними, как с детьми на руках, в полуобрушенный павильон; Летяга фонари включать запретил. По щербатому эскалатору стали опускаться, ночным видением ощупывая холодные контуры. И только снизу тепловые отблески полыхали красным на экране. Жар человеческих тел, которые землю изнутри пытались согреть.
И оттуда же, снизу – шло невнятное гудение; как стон улья. То снизу, а то словно и отовсюду сразу. Нельзя было осмотреться по сторонам – бежали по скользким ступеням цепочкой, страшно оступиться. Но из каких-то вентиляционных отверстий, что ли, или через тонкие стены – выло надсадно, ревело придушенно; вроде ветра в трубах, но в трубах запаянных; без надежды; и все громче было с каждым шагом вниз, и все жарче.
– Что это? – пропыхтел на бегу Леха.
– Красная Линия там. Что-то творится у них. Но нам туда не надо.
Остановились где-то.
– Теперь налево.
Побрели без теней вдоль стен; сполохами красными среди черноты. Утекающее через стенные щели тепло обозначало: где-то еще есть тут живое, греется, дышит паром. Но навстречу никого не было. Может, секретный проход какой-нибудь? С тыла к врагу заходят? Засада тут? Почему не слышно боя? Не начался? Они в самый канун успели? Сколько патронов. С таким количеством можно месяц оборону держать. Где только их остальные орденские ждут? Поэтому нельзя фонари зажигать – чтобы своих не обнаружить?
– Теперь шагом.
В темноту впереди выставили красные фишки: человеческие фигурки. Послышались голоса – наложенные поверх гама из вентиляции. Жило и переливалось тепло в трубах на потолке – вытяжка? – и в сливных решетках под ногами. Рядом совсем были, кажется, большие помещения, в которых топились печи, горел свет и перешептывались о чем-то люди, но Артема и остальных орденских держали в мраке.
– Стой.
Встали под решетчатой жаровней в стене. Впереди маячили несколько багровых. Один больше похожий на быка, чем на человека, и пламенеющий яростно, дотла, а двое размазанных, нечетких, будто у них кровь стылая.
Из жаровни сочился разговор. Слова клеились, срастались обкушенными краями, трубное эхо меняло тембры разных голосов на один – жестяной, и не понять было, кто тут говорит с кем, будто кто-то с железной воронкой в гортани читал монолог.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!