Война - Евгений Шепельский

Атли как живая встала перед глазами. Разумеется, в не очень романтичном образе: я живо и в красках представил ее нагой, с горящими от возбуждения глазами, и сразу же теплая волна прошла истомой по телу. О черт… Страстная, умная, горячая степнячка сидит в душе такой занозой… И не меньшей занозой там же сидит Амара. Попал ты, Торнхелл, между двумя женщинами… И ведь не разберешь, какую из них хочешь больше… И я сейчас не о вульгарной страсти. Просто и с той, и с другой мне действительно хорошо. Но прекрасно ведь понимаю: обе — собственницы еще те и ни одна не уступит своих позиций. Вдобавок Атли обещала наведаться летом. Будет мне забота… И встанет передо мной тяжелый выбор между двух равно желанных… Да, и еще стоит учесть: ни одна из этих самых желанных не знает о сопернице. А когда узнает… Амара, пожалуй, догадывается… Кгм, бедный, бедный будет господин архканцлер.

Мы прошли по Варлойну до самой эспланады, где уже поджидала карета и двадцать Алых сопровождения. Я играл в открытую. Великой Матери все еще не было. Пришлось ожидать. Кот, однако, ловко орудуя лапами, забрался по приставной лесенке в карету и разлегся на сиденье. Как и все кошки, он был на своей — непостижимой — волне.

Наконец на ступенях показалась согбенная фигура в черном. Ее вела одна из двух ведьм, которых я допустил во дворец. Обоим указывал путь мой секретарь. Ему было велено предупредить Великую Мать, что рядом со мной будет шпион.

Великая Мать успела обзавестись тонкой клюкой, которой ощупывала путь. Седые волосы собранны в пучок, морщинистое лицо благостно-отстраненное, веки закрыты.

Она остановилась перед нами с Гицоргеном, и жестко стукнула барона по голени клюкой. Затем клюка, поднимаясь, стукнула его по бедру, и чувствительно задела правую кисть, так, что барон даже ойкнул: она здорово его ушибла.

Великая Мать повернулась ко мне.

— Я — мать Игрем. Мать Игрем. Ты даже не удосужился спросить мое имя, архканцлер.

Я вдруг вспомнил своих родителей. Сердце болезненно сжалось. Их образы я вытеснил, так было легче невозвратно вжиться в этот мир.

— Не извиняйся, я вижу, сколько у тебя дел. Рядом с тобой интересный человек. На нем маска глупца.

Маска? Точно, маска!

— Барон Гицорген, — представил я, слегка оробев.

Великая Мать кивнула и что-то шепнула своей проводнице — женщине лет пятидесяти, с недружелюбным, исключительно хмурым лицом. Та покачала головой, переспросила.

— Не бойся, дитя, меня проводят обратно, — произнесла мать Игрем чуть слышно и хрипло, надсадно закашлялась. — Архканцлер, помоги мне забраться в карету!

Я подсадил ее: Великая Мать весила как пушинка. Не слишком роскошествовала на тюремных хлебах, конечно. Забрался сам, следом влез Гицорген. Увидев, что делает Великая Мать, барон не сдержал крепкого слова. А делала она вот что: усевшись рядом с Шуриком, бесцеремонно ощупывала его морду. Кот стоически терпел, даже не лупил хвостом по сиденью. Глаза его были полуприкрыты — мне показалось, что он в трансе.

— Какой хороший… умный зверь… — Она ощупала его уши, потом оттянула усатую щеку и провела пальцем по клыку. Кот не реагировал. — Он ведь тоже носит маску… Он куда умнее, чем кажется.

Это я знал и так.

— Видит в двух мирах. Живет в двух мирах. Отгоняет от тебя нечисть, архканцлер. Знаешь, почему он к тебе пришел?

Я предостерегающе кашлянул и захлопнул дверцу.

— Мать Игрем!

— Ах да… — Великая Мать извернулась на сиденье, подалась вперед и шлепнула Гицоргена по лбу ладонью. В мое сердце на мгновение впилась тонкая игла — ощутил, как крейн, магию вблизи. Гицорген опал на сиденье рядом со мной, привалился к стенке. Глаза закрыты, по виду — погружен в глубочайший сон, даже рот приоткрыл, до того расслабился.

— С ним все будет в порядке, — произнесла мать Игрем.

— Вы его усыпили? — спросил я очевидное. Она промолчала. Я сказал: — А нельзя его так… и завтра… И послезавтра? И можно — после-послезавтра?

— Нельзя, архканцлер. Этот сон нездоров. Он может пробудиться кретином. Это злая магия, а я… я не хочу усугублять свои грехи.

О как! Глубокий нездоровый сон, возможно, имеет сходство с наркозом, хотя там химия, а тут — чары. Насчет злой магии я промолчал. Как видно, применение тяжелых и опасных для психики чар ложилось на душу чародея пятном, способным повлиять не только на телесное существование…

— Твой соглядатай умный человек, — сказала Великая Мать со спокойной усмешкой и снова закашлялась. — В душе сомнения: крейн ты, или же настоящий Торнхелл. Почему-то тех, кто за ним стоит, чрезвычайно волнует этот вопрос.

Я знал, почему: с той стороны мне противостоял точно такой же пришелец, и ему хотелось знать наверняка, с кем имеет дело, дабы… скажем так, корректировать свои планы.

Мы тронулись. Кот тут же свернулся клубком, заняв не менее половины лавки, и предался сну. Великая Мать с усмешкой потрепала его за холку.

— Он твой охранник. Твоя душа подвешена к этому миру на очень тонкой нити, которая может оборваться в любой момент. Он пришел к тебе, чтобы охранять… Древний договор между людьми и котами, настолько древний, что память о нем почти истерлась… Кошки охраняют наш покой от сущностей непредставимых и столь ужасных, что, если бы мы увидели их явственно, то сошли бы с ума.

— А что взамен дают люди? — спросил я, чувствуя себя донельзя странно.

— Любовь. Ласку. Кров. — Она снова потрепала кота за холку. — Но в основном эти существа питаются любовью. Не бойся, они берут немного, а дают — намного больше. Древние, старые, умные… Они намного древнее нас, архканцлер. Они погружены в созерцание вечности. — Она указала на Шурика. — Мы видим лишь один аспект его телесного воплощения, второй — сейчас обитает в ином мире, где у него могучий разум и огромная воля. Там он проводит большую часть своего времени, там он творит, бьется за счастье, там он любит… Двухаспектное существо, архканцлер — единственное и неповторимое…

Кот повел ушами, что-то проворчал и запахнул морду хвостом, мол: ну какую же чушь я только что услышал, я обычный кот, и не более, и не нужно мне приписывать достоинств, которыми я, может быть, и не обладаю! Нет, избавьте меня от прослушивания этой ерунды!

— Мать Игрем, — спросил я, потирая виски — голова раскалывалась. — Все это очень хорошо и я верю вам безусловно, но…

— Лес Костей, — докончила она. — И эльф, поименованный Хват…

— Да!

— Успокойся, архканцлер. Поверь, все будет в порядке. Нет, я не стану его оживлять, нет, нет и нет, ты сам все увидишь! И все будет хорошо, если…

— Если что?

Ее абсолютно белые глаза блеснули, веки иронично сощурились, улыбка высветила мельчайшие морщины на худом страшном лице.

— Я думаю — и скажу больше, я уверена — что он… Ты удивишься. Но запомни — я не творю чудес.