Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Но будь он выходцем из крестьян, как С. А. Есенин, например, антигероем его «Собачьего сердца», скорее всего, стал профессор Преображенский с какой-нибудь сакраментальной и жизнеутверждающей фразой типа «законного требования на нашу щедрость уже более не будет». Потому что историческая правда (если, конечно, она кого-нибудь интересует) заключается в том, что «крестьяне были обмануты и ограблены, вышли из рабства у помещиков в кабалу к тем же помещикам» (Н. А. Троицкий). Не говоря уже о том, что «в руки первенствующего сословия после 1861 г. перешло не менее 10 миллиардов рублей» (Н. А. Рубакин).

Но самое главное – это и есть «темная материя» наших социальных отношений – заключается в том, что в военном обществе делить нужно не собственность, а обязанности!

Непонятно, правда?! Но если допустить, что в нашем понимании собственность является частью прав, которые обеспечивают выполнение обязанностей, то все встанет на свои места, тогда все станет понятным. Потому что корень наших социальных отношений кроется именно в обязанностях, а не в правах!

Подражая Западу в его спекуляциях на тему прав человека, мы гоняемся за призраком и теряем самих себя, теряем свою историю, свои корни. А это и есть наш никем не осознанный особый путь, о существовании которого не знает не только Ричард Пайпс, но и мы сами. Все гоняются за какой-то особенной духовностью, за какими-то утерянными идеалами, за какой-то «Четвертой политической теорией», не подозревая, что наш особый путь – это социальная справедливость. Она давно превратилась в «преданья старины глубокой». Но это не значит, что ее не было.

Здравый смысл подсказывает, распредели обязанности за всеми поровну, введи за их исполнение ответственность (сословную, а не только уголовную), и получишь социальную справедливость, примерно так, как это было до 1785 года или, в худшем случае, до… ХХ съезда КПСС.

И это при неравенстве прав, собственности и доходов!

Конечно, это действительно несколько ограничивает права и свободы человека, в западном понимании демократии, естественно. Но в мире давно существует прекрасный образец того, как «жесткое авторитарное государство» может строить успешное общество без этой химеры. И называется он просто – Сингапур. Там в значительной степени ограничены права собственности и права человека, что, тем не менее, не мешает ему процветать.

Мы, естественно, не Сингапур, поэтому полумерами здесь не обойтись. У нас «под ружье» нужно поставить всех, но это совсем не значит отмену частной собственности, ее передел или возврат сталинских репрессий. Это значит отказ от «чикагской школы», по лекалам которой наши либералы выстроили в 90-х годах существующие ныне социальные отношения. И это же означает, что «под ружье» мы должны поставить не силой страха, а силой закона. Закона с отчетливым сословным содержанием! Причем общество интуитивно уже идет по этому пути, ведь классные чины есть, их установил Указ Президента РФ № 113 от 01.02.2005. А нынешнее казачество и духовенство вполне можно квалифицировать как привилегированные сословия, не говоря уже о чиновниках. Отличительной чертой сословного законодательства должны стать не столько права, сколько обязанности, связанные в круговую поруку. Тогда и собственность у нас станет другой – условной, как это было в нашей истории с самого начале, задолго до рождения капитализма.

Отчасти эта система уже существует, но именно как неписанный закон, как обычай, как «понятие», а значит, как незаконное привилегированное право, порождающее коррупцию и криминал, кумовство и наследственность, как отношения личной преданности и незаконной круговой поруки, питающие ту же коррупцию и тот же криминал, борьба с которыми в нынешних условиях напоминает борьбу с ветряными мельницами. Наверное, поэтому у нас «все рабы и все деспоты».

Самое удивительное, что, как показывает богатая криминальная практика последнего десятилетия, многие владельцы крупных частных компаний или банков, лицензии которых ЦБ отзывает пачками почти каждый день, не считают свою собственность вполне частной, она для них чисто условная – только на прокорм, кормушка. Примерно так же относятся к своей должности и некоторые высокопоставленные чиновники, скандалы с которыми в последнее время поразили воображение видавших виды россиян. Никто из них с самого начала и не собирался «служить», никто не собирался ничего развивать или вкладывать, в противном случае они не вынимали бы из своей частной собственности миллионы долларов и не прятали ли бы их за границей. И не прятались бы там сами.

Больше того, даже те из предпринимателей, которые считаются вполне законопослушными, держат своим капиталы в оффшорах, а борьба за их возвращение на родину практически ни к чему не ведет. По свидетельству Н. А. Кричевского, 63,2 % всех крупнейших фирм России, за исключением компаний с госучастием, зарегистрированы за рубежом.[542]В данном случае криминальная статистика и практика оффшоров показывает нам неписанный закон никем не признанного сословного капитализма – капитализация прибыли и национализация убытков. Работа «в порядке миража», как говорил Скумбриевич из «Золотого теленка».

Но если восстановить рожденную историей условность частной собственности, то, возможно, мираж рассеется – тогда и коллективные договоры приобретут совсем иное содержание. Тогда и теневая экономика сократит свои границы, повысится собираемость налогов. Не выполнил планы в течение 3–5 лет – потеряешь «права состояния». У помещиков же отбирали поместье в опеку, если они разоряли своих крестьян, а у фабрикантов фабрики – «за неразмножение», и передавали другим,[543]более расторопным.

Главное – частная собственность в нашей стране не должна быть абсолютно частной и абсолютно священной, она должна быть условной, как средство для справедливого исполнения социальных обязанностей, как средство для честной и беспорочной службы.

Не царю, естественно, а народу!

В 1917 году народ это понимал. Правда, тогда тяжелейшие обстоятельства требовали не просто «взять все, да и поделить», но поделить поровну на всех – чтобы выжить. Равенство в бедности, над которым так потешались либеральные писаки времен Перестройки, было единственным способом выживания. Народ это не просто понимал – ощущал это каждой своей клеточкой, а либеральные «верхи» не понимали, они еще не вкусили всех прелестей кризиса. Потеряв часть социальных прав в результате несанкционированного распространения Приказа № 1, «верхи», с одной стороны, старались сохранить хотя бы то, что осталось, главным образом собственность. Она давала последний шанс на сохранение привилегированных прав (к демократии, как вы понимаете, это не имеет никакого отношения).

А с другой, заняв место у руля государственной машины, они вынуждены были под давлением социальных фактов и по инерции продолжать линию царского правительства на ограничение частной собственности. Делать это, как мы отмечали, было действительно не трудно, потому что частная собственность во многом уже была подорвана. В 1925 году профессор московского университета Д. В. Кузовков, например, отмечал, что настоящая борьба с товарно-денежными отношениями началась с середины 1915 года в период так называемого «губернаторского регулирования» рынка, которая в 1916 году превратилась в «войну за хлеб с ее вооруженными заградительными отрядами».[544]