Сказки, рассказанные на ночь - Вильгельм Гауф

Потом донесся звук шагов: несколько человек явно приближались к лестнице, вот они уже поднимаются по ступенькам — теперь их стало видно: на нижнем марше показались трое мужчин, явно не ожидавших встретить тут такой прием, ибо, когда они повернули уже на второй марш, сверху раздался зычный голос егеря:

— Стоять! Одно движение — и вы покойники! Взять их на мушку! — скомандовал он, обращаясь к товарищам. — И цельтесь хорошенько, друзья мои!

Разбойники перепугались и отступили, чтобы держать совет с другими членами шайки, оставшимися внизу. Через какое-то время один из них вернулся и сказал:

— Господа! Зачем вам так безрассудно рисковать? Нас много, и мы легко сотрем вас в порошок. Уйдите с дороги, и вам ничего не будет, нам не нужно от вас ни гроша!

— А что же вам нужно? — спросил студент. — Думаете, мы вам так и поверили? Дураков нет верить всякой сволочи! Хотите поживиться — бога ради, милости просим! Но только первый, кто сунется сюда, получит от меня пулю в лоб, которая на веки вечные избавит его от головной боли!

— Выдайте нам по-хорошему ту даму, которая остановилась тут, и кончим дело, — сказал разбойник. — Мы отвезем ее в надежное удобное место, а слуги ее пусть скачут назад и сообщат господину графу, что он может выкупить свою супругу за двадцать тысяч гульденов.

— Да как вы смеете делать нам такие предложения! — возмутился егерь, вскипев от ярости, и взвел курок. — Считаю до трех, и, если ты за это время не уберешься, буду стрелять. Раз, два…

— Стой! — крикнул разбойник громовым голосом. — Где это видано — стрелять в безоружного человека, который пытается с вами мирно договориться?! Ты сам подумай, дурья твоя башка! Ну пристрелишь ты меня — не велик подвиг, но следом придут двадцать моих товарищей, которые отомстят за меня. Какой будет прок твоей графине от того, что вы все умрете или будете валяться тут ранеными? Поверь, если она пойдет с нами по доброй воле, ей будет оказано полное почтение, но если ты на счет три не уберешь свое ружье, ей не поздоровится! Бросай ружье, считаю до трех: раз, два, три!

— С этими собаками шутки плохи, — проговорил еле слышно сквозь зубы егерь, исполняя приказ разбойника. — Своею жизнью я готов рисковать, но если я пристрелю одного из них, то наврежу графине. Я должен посоветоваться с ней. Дайте нам полчаса, — сказал он, обращаясь к разбойнику. — Предлагаю на это время заключить перемирие, чтобы подготовить графиню должным образом, иначе она умрет на месте, если огорошить ее такою новостью.

— Согласен, — ответил разбойник и тут же призвал шестерых своих товарищей охранять лестницу.

В полном смятении несчастные путешественники последовали за егерем в комнату графини. Эта комната располагалась совсем близко от лестницы, и, поскольку разговор с разбойниками велся на повышенных тонах, графиня слышала все до последнего слова. Дрожащая и бледная, она встретила их тем не менее, полная решимости отдаться на волю судьбы.

— К чему такие жертвы — ставить на карту жизнь стольких достойных людей? — воскликнула она. — Как я могу требовать от вас, чтобы вы стали на мою защиту, если вы даже едва знаете меня? Нет, у меня нет иного выхода, как только подчиниться негодяям.

Всех глубоко тронули слова отважной дамы, попавшей в беду. Егерь разрыдался и заявил, что не переживет такого позора. Студент посетовал на самого себя — зачем уродился таким верзилой.

— Был бы я хоть на полголовы пониже, — горячился он, — и не росла бы у меня борода, так я бы знал, что делать: нарядился бы в платье госпожи графини, и все, злодеи не скоро бы разобрались, что опростоволосились.

Подмастерье Феликс вместе с другими тоже тяжело переживал несчастье, свалившееся на эту женщину. Она казалась ему такой милой, такой знакомой, что он не мог отделаться от ощущения, будто перед ним его умершая мать, которая попала в бедственное положение. Он чувствовал необыкновенный прилив сил и отваги и был готов положить за нее жизнь. Едва отзвучали последние слова студента, его озарила мысль, всколыхнувшая душу. Забыв всякий страх, все расчеты, он думал лишь о спасении несчастной.

— Если все дело только в этом, — проговорил он, краснея от робости, — если нужен кто помельче, без бороды и не трус, то, может быть, я сгожусь на это? А вы, графиня, наденьте, бога ради, мой кафтан, возьмите мою шляпу, чтобы спрятать под ней ваши чудесные волосы, палку в руки, узелок на спину, и все, идите дальше своей дорогой под видом подмастерья Феликса!

Все поразились такой невиданной храбрости молодого человека. Егерь бросился обнимать его со словами:

— Золотой ты мальчик! Ты готов пойти на это? Готов нарядиться в платье моей доброй госпожи и спасти ее? Сам Бог, видать, тебя надоумил! Но одного я тебя не отпущу. Коли пропадем, так вместе! Я буду с тобой до последнего, как подобает настоящему другу, и пока я жив, злодеи ничего с тобой не сделают!

— Я тоже с вами! Клянусь жизнью! — воскликнул студент.

Долго им пришлось уговаривать графиню принять это предложение. Ей была невыносима мысль, что незнакомый человек должен ради нее рисковать своей жизнью. Она представляла себе весь ужас положения несчастного, на которого обрушится месть разбойников, если они обнаружат подмену. В конце концов она все же поддалась на уговоры, отчасти уступив просьбам юноши, отчасти потому, что твердо решила в случае счастливого спасения приложить все мыслимые усилия и вызволить из плена своего избавителя. После некоторых колебаний она согласилась. Егерь и остальные путешественники прошли вместе с Феликсом в комнату студента, где подмастерье быстро переоделся в платье графини. Для пущей убедительности егерь нацепил ему на голову парик, который позаимствовал у камеристки, а сверху водрузил дамскую шляпу, и все сошлись на том, что теперь его просто не узнать. Даже кузнец поклялся, что если бы он повстречался с такой особой на дороге, то поспешил бы снять головной убор и ни за что бы не догадался, что раскланивается со своим храбрым товарищем.

Графиня же тем временем с помощью верной камеристки достала из ранца подмастерья его одежку и тоже переоделась. В глубоко надвинутой на лоб шляпе, с посохом в руке, с изрядно полегчавшим узелком за спиной, она изменилась до неузнаваемости, и в другое время путешественники, наверное, немало посмеялись бы такому маскарадному костюму. Новоявленный подмастерье поблагодарил Феликса, обливаясь слезами, и пообещал в самом скором времени прислать подмогу.

— У меня есть только одна просьба, — сказал Феликс. — В моем ранце, который у вас за спиной, спрятана шкатулочка, берегите ее как зеницу ока! Если она пропадет, я не переживу! В ней подарки для моей приемной матери и…

— Готфрид, мой егерь, знает наш замок, — поспешила успокоить его графиня, — он позаботится о том, чтобы вы все получили назад в целости и сохранности, ведь я надеюсь, благородный юноша, что вы сами навестите нас, чтобы принять благодарность от моего супруга и от меня.

Феликс не успел на это ничего ответить, потому что в этот момент снизу раздались грубые голоса разбойников. Они заявили, что время, дескать, истекло и к отъезду графини все готово. Егерь спустился к ним и сказал, что ни за что не отпустит даму одну и готов отправиться с ними куда угодно, лишь бы не возвращаться домой пред очи графа без своей госпожи. Студент тоже объявил, что намерен провожать даму. Разбойники посовещались и в конце концов согласились при условии, что егерь сдаст свое оружие. Остальным путешественникам было велено вести себя тихо, когда они будут выводить графиню. Феликс опустил вуаль, имевшуюся на шляпе, сел в уголок, подперев голову рукой, и с видом глубочайшей печали принялся ждать разбойников. Путешественники собрались в одной комнате и устроились так, чтобы видеть все происходящее. Егерь, придав своему лицу огорченное выражение и оставаясь все время начеку, расположился в другом углу комнаты графини. Так прошло несколько минут, как дверь вдруг распахнулась и на пороге появился красивый, хорошо одетый мужчина лет тридцати шести. На нем было нечто вроде военного мундира, на груди — орден, на боку — длинная сабля, в руке он держал шляпу, украшенную пышными перьями, двое сопровождавших его разбойников стали на стражу при входе.