1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй

в полицейский участок, где Ай Лао стоял грудью за мать и все время твердил полицейскому «до свидания», пытаясь таким образом прекратить допрос.

На следующий день после моего задержания в интернете появилась порочащая меня статья. Согласно информационному агентству «Синьхуа», меня подозревали в уклонении от уплаты налогов и взятках от иностранцев. «Ай Вэйвэя называют художником, но на самом деле он политический оппортунист». Нанятые государством онлайн-комментаторы придумывали небылицы, ставящие под сомнение мою порядочность и оскорбляющие мать, Ван Фэнь и даже сестру Линлин, с которой мы почти не общались.

Пятого апреля мои подписчики в Twitter запустили онлайн-кампанию под лозунгом «Свободу Ай Вэйвэю», которая вскоре набрала более тысячи семисот подписей. Ай Сяомин, ученый и режиссер из Гуанчжоу, опубликовала открытое письмо, которое начиналось с заявления: «Сегодня каждый из нас стал Ай Вэйвэем». В письме были такие слова: «Ай Вэйвэя забрали. Вероятно, он вернется через пару дней, но, возможно, лишь через много лет. Но его аудитория насчитывает сотни тысяч людей, в большинстве своем молодых. У Ай Вэйвэя останется эта аудитория, и бесчисленное множество людей будут следовать его идеалам и осуществлять их на практике. В этом смысле Ай Вэйвэй победит, что бы ни случилось».

Отовсюду звучали призывы освободить меня. Огромное количество сочувствующих выкладывали на своих страничках мою фотографию, иностранные художники и организации подписывали письма протеста, а лондонская галерея «Тейт Модерн» даже разместила на фасаде гигантскую надпись «Свободу Ай Вэйвэю». В Гонконге изображение моего лица нанесли краской на пешеходные переходы и в метро, а по ночам проецировали его на стены барака, где размещались китайские военные. Госсекретарь США Хиллари Клинтон публично выразила свою озабоченность, а лидеры Германии, Великобритании и Франции отправили совместное письмо властям Пекина, в то время как Европейский союз выпустил ряд заявлений. Позже полицейские мне говорили, что, если бы не весь этот «шум», меня могли выпустить куда раньше.

Мое исчезновение воскресило в памяти матери проявления несправедливости, которые пришлось пережить моему отцу. Вопреки советам друзей и родственников, она опубликовала в интернете объявление «о пропаже человека», потому что к своим семидесяти восьми годам приноровилась обходить запреты ради того, чтобы оставаться в курсе происходящего со мной.

Мое освобождение стало такой же резонансной новостью, как и задержание. Утром 22 июня начали появляться твиты о моем предстоящем освобождении, и, когда я добрался до студии в Цаочанди, иностранные репортеры уже толпились там в ожидании подтверждения информации. Новостное агентство «Синьхуа» выпустило сообщение о том, что принадлежащая Ай Вэйвэю компания FAKE совершила ряд правонарушений, среди которых уклонение от уплаты налогов и уничтожение вещественных доказательств, но благодаря сотрудничеству со следствием и по причине проблем со здоровьем меня выпустили под залог.

Некоторое время казалось, что жизнь вернулась в привычную колею. Когда я приезжал в свою мастерскую в арт-квартале Цзою, то слышал непрерывный лязг ударов металла по металлу, и звук то повышался, то понижался в постоянном ритме. За год до этого я купил более двухсот тонн искореженной арматуры из разрушенных вэньчуаньских школ и отправил ее в Пекин. Теперь десяток рабочих ковал каждый кусок стали, возвращая ему исходную форму — выпрямляя так, будто они только что сошли со станка. Весь этот шум наполнял меня благодарностью за то, что дело продолжалось даже во время моего заключения. Скульптурная инсталляция «Прямо» (Straight) потом будет выставлена на Венецианской биеннале 2013 года.

По всей студии были установлены дополнительные камеры слежения, и, чтобы облегчить себе жизнь, полицейские выстроили рядом с нами небольшое двухэтажное здание, так что могли наблюдать за происходящим прямо оттуда. Каждое утро туда заходили двое мужчин с черными портфелями и проводили там весь день. О всяком своем перемещении я должен был сообщать полиции, и на то, чтобы покинуть студию, требовалось их разрешение.

После моего освобождения жизнь наполнилась самыми разными эмоциями — любовью и ненавистью, счастьем и грустью. Каждый день, казалось, имел мифологическое, символическое значение, ведь глупость и фальшь стали основой моей жизни, а мои ежедневные трудности были всего лишь частью общей картины. Я никогда не забывал о постоянном присутствии врагов прямо под моими воротами, и любое самое мелкое происшествие заставляло меня нервничать. Я не тешил себя фантазиями о будущем и не ожидал от него ничего особенного. Я просто жил сегодняшним днем.

На сорок четвертый день после моего освобождения, решив, что больше не могу молчать, я поприветствовал в Twitter тех, кто меня поддерживал, а также упомянул физическое и психологическое давление, которому подвергались мои сотрудники, пока я был в заключении. Нарушая наложенные на меня запреты, я рисковал снова оказаться под стражей, но потеря свободы самовыражения была равноценна тюрьме. Количество моих подписчиков в Twitter достигло 100 000, и, когда я впервые за несколько месяцев снова писал твит, на мгновение мне показалось, что все как в старые добрые времена. Но, конечно, все изменилось.

Как и раньше, мы с Ван Фэнь каждый день водили Ай Лао гулять в соседний парк. Они так много вынесли, пока я отсутствовал. Чтобы объяснить ребенку мое исчезновение, Ван Фэнь пришлось придумать, что меня задержала в Великобритании работа над крупным проектом, и, когда меня освободили, Ай Лао строго сказал: «Папа, не работай больше в Лондоне, пожалуйста». Теперь он знал правду, и я поклялся не покидать его ни при каких обстоятельствах.

Однажды, вскоре после моего освобождения, Ай Лао лежал рядом со мной и рассматривал мое лицо. «Ай Вэйвэй, — сказал он, — если ты пошире раздвинешь брови, будешь счастливым». Ай Лао всегда называл меня полным именем.

— Ты хороший папа, — продолжал он, — и у меня тоже будет сын, и у этого сына будет сын, и у того сына тоже будет сын.

— А как ты думаешь, что было, когда Ай Вэйвэя забрали? — спросил я. Его ответ меня обескуражил.

— Ничего страшного, — сказал он. — Они тебе делали рекламу, чтобы ты стал еще более знаменитым.

В другой раз он сказал Ван Фэнь: «Дураки все делают по-своему. Я хочу сказать, что даже если кто-то дурак, пусть делает, что хочет. Плохие парни тоже все делают не так, я заметил».

Он всегда был любознательным и однажды спросил меня:

— Пап, сколько времени прошло? Уже сто дней?

— О чем ты? С каких пор?

— С тех пор, как мы были обезьянами.

Ему было что сказать и моим подписчикам. «Правда кривды не боится». По его словам, это из стихотворения о весне.

— Как ты думаешь, какая польза от любви? — как-то спросила его мать.

— Любовь дает нам чувства, — ответил он.

— Так что